Елизавета Дворецкая - Ольга, княгиня зимних волков

Ингвар откинулся к стене. Это звучало так, будто помощь этого оборванца могла чего-то стоить. На достойного союзника в глазах Ингвара он не походил. Скорее было похоже на то, что оборванец надеется выехать на чужой шее.

– И ты хочешь, чтобы я помог тебе разбить Свирьку и посадил на дедов стол?

– А ты хочешь сесть туда сам, – так же прямо ответил Станибор. – Но земля смолянская устала от князя-варяга и второго такого не примет. Тебе придется каждый год заново ходить на смолян ратью – а неужели вам больше не с кем воевать? Зато смоляне примут меня. Я – их законный, истинный князь. Они ждут меня. А я готов принести тебе обеты дружбы и назвать своим отцом.

В мыслях Ингвара мгновенно возник уже не раз им обдуманный путь полюдья по Днепру. Через смолянские земли, где идти куда удобнее, выгоднее и почтеннее, чем пахать снег в радимичских лесах.

– Это мы, княже, стало быть, пойдем воевать не за себя, а за его права! – Борелют кивнул Ингвару на Станибора. – Свирька беззаконно его родню загубил и его наследства лишил – мы поможем вернуть, все боги с нами будут.

– А я-то здесь при чем? – Ингвар обернулся к нему. – Мне-то что до его наследства? Опять, скажут, русь в разбой подалась!

Он бросил взгляд на жену: именно Эльга отговаривала его от дальних походов, желая, чтобы князей Русской земли считали за порядочных людей, а не за разбойников.

– Мы можем породниться, – предложил Станибор. – И тогда никто не откажет тебе в праве вступиться за меня.

– Ты отдашь мне Свирькину дочь? – оживился Ингвар.

Эльга переменилась в лице и глянула на гостя уже без прежнего дружелюбия.

– Не советовал бы я никому свататься к его дочери! – усмехнулся пришелец. – Она замужем! И муж ее – сам Кощей! Кто ее за себя возьмет, тот не на ложе брачное, а на краду огненную ляжет!

– Это еще почему? – Ингвар в изумлении подался вперед.

Станибор принялся рассказывать. Он еще дома не раз слышал пересказ этой чудной повести, и она звучала довольно гладко. Если только никто не задастся вопросом, где же дочь Сверкера была те два-три месяца между своим исчезновением и «смертью» младшей сестры.

Что до самого Лютояра, то он охотно отдал бы Ведому замуж за киевского князя, если бы тем мог обеспечить себе его поддержку. Ему, как кровному потомку Велеборовичей, такая жена ради утверждения своих прав не слишком требовалась. Но он понимал две вещи. Первое: отдав Ведому за Ингвара, он очутится в той же ловушке, которой всеми способами пытается избежать Сверкер. И второе: он навсегда потеряет доверие Равдана, если отнимет у него жену. А даже ради княжьего стола Лютояр не мог переступить через дружбу отрочества, которая так скрасила ему нелегкие годы сиротства. Равдан был воеводой того лесного войска, которое он мог предложить Ингвару киевскому, и тем самым стать равноправным союзником, а не убогим просителем.

Это была весьма подходящая повесть для самого темного вечера в году. В набитой людьми гриднице стояла тишина, только отроки порой подбрасывали дров в очаг, стараясь производить как можно меньше шума. Воздух был густ от дыма, несмотря на приоткрытую дверь, от дыхания множества людей. И мерещилось, что на стенах, за спинами слушающих, таким же плотным строем стоят тени умерших – свидетелей тех чудных событий, о которых рассказывал последний потомок смолянских князей.

– И вот теперь Свирька ей нового мужа подбирает, простого, – закончил Лютояр. – Да только сама она твердит, что прежнему будет верна до самой смерти… и после нее, уж само собой. У нас старики говорят, что Кощеюшка-то из Закрадья смотрит за ней, и коли придет к ней иной муж, утром его мертвым найдут. А старики знают.

– Я не хочу, чтобы моего мужа нашли мертвым из-за какой-то… другой женщины! – подала голос Эльга. – Пусть-ка Сверкер возьмет в зятья кого другого – у нас станет на одного недруга меньше.

Дружина одобрительно загудела. Ингвар сидел огорошенный: кто же знал, что обещанная невеста несет в себе смертельный яд!

– И что мешает нам с тобой сделаться родней? – продолжал Лютояр. – Может, у тебя есть дочь, или сестра, или еще какая девушка, и ты мог бы выдать ее за меня.

Ингвар воззрился на него с удивлением. Прежде всего потому, что никаких таких родственниц у него не имелось: единственная его сестра Альдис была уже много лет как замужем.

– Или у княгини. – Лютояр почтительно взглянул на Эльгу. – А родом я не хуже любого из тех, кто называет себя князем в любой из словенских земель.

Эльга повернулась к мужу, быстро перебирая в уме свою женскую родню:

– Мы именно так и должны сделать! Ты подумай! Если он из рода Велеборовичей, то он ровня нам и мы можем принять его в родню. А уж потом… – Эльга вскочила и уперла руки в бока, – вы посмотрите: какой-то… Сверкер перебил всю родню нашего зятя и отнял его земли! Да нас боги проклянут и чуры на нас плюнут, если мы не поможет нашему родичу отомстить и вернуть законное владение!

И не успел Ингвар даже рот открыть, как над столами грянула буря восторженных воплей. Кмети кричали, колотили по столу чашами, рукоятями ножей и кулаками; многие вскочили, будто уже рвались в бой.

– Но где ты возьмешь ему невесту? – с трудом перекричал их Ингвар. – Твои сестры все замужем, племянницы малы еще.

Эльга помедлила. У ее сестры Вояны в Шелонь-городце была дочь, у сестры Уты в Киеве были дочери, но старшей из них едва сравнялось десять лет от роду. Согласятся ли Ута и Мистина обручить незрелую девочку с этим длинным парнем, похожим больше на волка, чем на жениха…

И тут ее взгляд упал на Прибыславу, с вытаращенными глазами наблюдавшую за всем этим.

– Вот! – Эльга указала на девушку. – Вот у меня невеста.

– Ты что это, мать? – ахнула изумленная Ростислава.

Сама Прибыслава только рот открыла.

– Она моя внучка двоюродная! – Эльга перевела взгляд на Ингвара, потом на Лютояра. – Значит, княжьего рода. Чем не невеста ему?

Эльга была еще молода, чтобы иметь родных внучек, но дело обстояло именно так: сорокалетняя Ростислава приходилась ей племянницей, а ее дочь – двоюродной внучкой.

– Может, мать с отцом не рады такому зятю? – нахмурившись, Эльга нашла взглядом воеводу Острогляда, мужа Ростиславы. – Может, им не по нраву, что их дочь смолянской княгиней будет?

Острогляд только открывал рот, не в силах взять в толк, чего от него хотят.

– Может, ты, воевода, не желаешь, чтобы князь со своим врагом разделался, а дружина добычу хорошую взяла?

Кмети загудели, на лицах появилось недовольство. На Острогляда устремилась сотня хмурых глаз: дело повернулось так, будто лишь его упрямство отделяло князя от торжества, а их всех – от добычи.

– Да что же это… зять… будто с дерева слетел! – бормотал ошеломленный Острогляд. – А, мать?