Владимир Першанин - 28 панфиловцев. «Велика Россия, а отступать некуда – позади Москва!»

Петр Емцов не успел достать пулеметчика, тот снова скрылся, чтобы перезарядить свой «машингевер». Но поймал на мушку ползущего впереди немца и угодил пулей ему в бедро.

Раненый, извиваясь от боли, пытался добраться до ближайшего укрытия. Пулеметчик снова высунулся. На этот раз опытный охотник Петр Емцов перехватил его на верхушке бугра.

Пуля пробила навылет грудь, и немец уткнулся лицом в снег, продолжая сжимать рукоятку. Второй номер тянул приклад к себе, но тут же выпустил его, когда пуля взметнула фонтанчик снега рядом с ним.

Судя по всему, офицер заставил его повторить попытку. Зная, что находится под прицелом, второй номер потянул на себя и пулемет, и убитого камрада.

Для этого ему пришлось приподняться. В него выстрелили одновременно Емцов и Шадрин, не успевший закончить перевязку. Теперь возле пулемета лежали двое убитых, а обозленный потерями офицер приказал открыть огонь из всех стволов.

Его тронул за плечо радист и протянул трубку рации. На связь вышел командир батальона.

– Курт, пробивайся вперед и занимай разъезд. Или без танков твоя рота ничего не может сделать? Втопчи их в землю, там же полуграмотные азиаты с винтовками.

Обер-лейтенант был молод и звание получил недавно. Он знал, что за смелые действия здесь, под Москвой, его не оставят без очередной награды. На карту поставлено многое, придется идти в лобовую атаку.

В туго перепоясанной теплой куртке с белым маскировочным чехлом, обер-лейтенант проверил автомат, запасные магазины. На поясе висела кобура и две гранаты.

Пулемет уже вытащили. Оба пулеметчика лежали в стороне, маскхалаты были пропитаны кровью.

– Обоих наповал, – доложил обер-лейтенанту фельдфебель. – И оба воевали в полку еще с тридцать девятого.

– По зеленой ракете вся рота и приданные отделения начинают атаку. Обратного хода нет. Ясно?

– Ясно, – морщил лоб фельдфебель. – У русских два станковых пулемета и штук пять ручных.

– Мы сблизились, и это уже не имеет значения. Последний рывок.

Но рывка не получилось. Огонь из русских окопов был слишком плотный. Обер-лейтенант не мог отступить, он бежал впереди и даже успел дать очередь в неосторожно высунувшегося русского солдата.

Атака захлебнулась. По приказу сверху ее снова повторили, но подобраться ближе чем на восемьдесят-сто метров не удавалось.

Политрук Клочков давно опустошил магазины трофейного «МП 40» и стрелял из обычной трехлинейки. Большое дело, когда командиры находятся вместе со своими бойцами.

Капитан Гундилович и политрук Клочков вели бой, и, глядя на них, упорно держала позиции вся рота. Наступающая немецкая рота, понеся потери, вставать в рост и демонстрировать арийскую решимость уже не рисковала.

Пуля из винтовки за сто метров точно найдет цель и пробьет тело навылет. Немцы стреляли из укрытий, многие бросали гранаты-«колотушки». В опытных руках они летели довольно далеко, но до окопов не долетали.

Зато вокруг стоял сплошной треск. Когда обер-лейтенанта в очередной раз вызвал командир батальона, он одобрительно заметил:

– Бой идет! Нажимайте, скоро они побегут.

– У меня шестнадцать убитых плюс раненые.

– Я слышу, тебе туго приходится. Окружайте русских с флангов, они боятся окружения.

Но умный совет командира батальона не помог. Слишком большие потери понесла штурмовая рота. После боя, который длился не менее двух часов, обер-лейтенант вынужден был дать приказ об отходе.

В различных воспоминаниях приводятся разные цифры немецких потерь. И шестьдесят, и восемьдесят убитых. Скорее всего немецкие потери были меньше, но неоспорим тот факт, что первый удар с целью занять разъезд Дубосеково и оттеснить русских не удался.

Рота капитана Гундиловича хоронила своих погибших. Старшина вместе с помощниками подвезли несколько ящиков патронов, гранаты, еду и махорку.

Потери были пока невелики, но и немцы на участке второго батальона еще не ввели в бой главные силы.

Капитан сходил на батарею Сташкова. Старый артиллерист вместо прежних, разбитых в бою орудий получил четыре 75 миллиметровых французских пушки системы Шнейдера.

Было сразу видно, что пушки старые, порядком изношенные. Но подремонтированные, с массивными резиновыми колесами.

Матвей Сташков, как всегда, не унывал, посмеивался.

– Воевать можно, хотя старушки образца 1897 года. Зато вес небольшой и скорострельность неплохая. Боюсь только, со снарядами проблемы будут.

– Значит, опять вместе? – протягивая Сташкову папиросу, спросил Павел Гундилович.

– Не знаю. Вырыли запасные капониры, снарядами запаслись. Но говорят, нас под Нелидово перебрасывать собираются.

– А мы от немецких танков гранатами и бутылками с «КС» отбиваться будем?

– Точно пока неизвестно. Может, оставят с вами.

Слухи о том, что батарею могут забрать, окончательно испортили настроение. Ждали танковую атаку. Где-то правее не умолкал бой, слышались орудийные выстрелы, гул множества моторов.

– Ладно, пойду в роту, – заторопился Павел Гундилович. – Но я на тебя все же надеюсь.

Он добежал до своей роты, когда началась бомбежка. Взрывы поднимали фонтаны земли и дыма по всей линии обороны полка. Политрук Клочков провожал глазами выходящие из пике немецкие двухмоторные бомбардировщики «Хейнкель 111».

Бомбы летели с высоты километра. В основном тяжелые: стокилограммовые и «двухсотпятидесятки». Мощные удары сотрясали землю, людей подбрасывало и ударяло о стенки окопов.

Затем прошли штук шесть уже давно знакомых «мессершмиттов». Истребители на большой скорости сбросили целую серию осколочных авиабомб весом от десяти до двадцати пяти килограммов.

Бомбы ложились довольно точно, над окопами поднялась сплошная полоса дыма и взрывов. Затем «мессеры» прошли еще раз, обстреливая окопы из пушек и пулеметов.

Налет тяжелых бомбардировщиков был больше рассчитан на психическое воздействие. Чтобы грохотом, сотрясением земли оглушить, посеять страх своей мощью. «Мессершмитты», опускаясь до высоты двухсот метров, наносили более точные удары.

Несколько бомб взорвались в окопах и траншеях, заваливая землей изорванные тела погибших. Пушечные снаряды пробивали брустверы и слой земли, доставая бойцов на дне окопов. Патронов пилоты люфтваффе тоже не жалели, трассы шли, сменяя друг друга, перехлестывая укрытия.

Затем началась танковая атака. Бой шел по всей полосе обороны. Батарея капитана Сташкова была неплохо замаскирована. Все четыре орудия уцелели, хотя имелись потери среди личного состава.

Передовая группа танков, в основном «Т 3» и несколько тяжелых «Т 4», не заметив батарею, на скорости приблизились к ней на 400–500 метров.

Характер боя 16 ноября был иным. Как и автоматчики утром, танкисты имели жесткий приказ прорвать оборону и двигаться на Москву.