Борис Васильев - Князь Святослав

Свенельд вернулся к князю Святославу, а Неслых тихо, впрочем, он всегда говорил еле слышно, но так, чтобы его поняли, сказал:

– Наша обязанность защищать великого князя Святослава, наследника Великого Киевского княжения. Ты – в его будущей дружине, а потому зорко смотри и внимательно слушай. Среди наставников Морозко будет мой человек. Он сам найдет тебя, и ты будешь докладывать ему обо всем, что видел и слышал, и точно исполнять то, что он тебе прикажет.

– Я исполню все.

– Верю, – скупо обронил Неслых и сразу же отошел от Руслана.

Внезапный приезд Свенельда в летний дворец и появление там же Неслыха были неслучайными. Великий воевода был щедр и еще более щедро платил отряду «неслыхов» за их труды. А золото открывало все двери и развязывало языки. Не успел сын правителя Причерноморья Калокир получить личное послание императора Византии, как Свенельду было о том доложено. Содержание императорского послания, естественно, осталось неизвестным, но, судя по намекам приближенных, речь в нем шла о необходимости иметь в окружении великого князя Святослава своего человека.

– Кого может заслать к князю Святославу Калокир? – спросил Свенельд.

– Только не взрослого мужчину, великий воевода, – убежденно сказал Неслых. – Либо парня, который скажет, что мечтает сражаться под стягом князя Святослава, либо славянского парнишку, способного чем-то удивить нашего князя.

– Святослав ничему не удивляется.

– Князь – да, а его молодцы? Подростки – народ восторженный.

– И что же ты предлагаешь? Ждать, пока в окружении великого князя не окажется кто-то нежданный? Можем опоздать.

– Я не предлагаю, великий воевода. Я прошу. Мои люди внедрены в дружину Морозко, но я очень прошу приказать вашему воспитаннику Руслану докладывать лично моим людям о всех новеньких, кто пожалует в летний дворец.

– Ты как-то сказал, Неслых, что золото развязывает любые языки. – Воевода по старой привычке мерил шагами палату. – У меня много золота. Может быть, это золото поможет выяснить, кого именно заслал к нам наместник Калокир?

– Он придет сам. Не надо тратить золото понапрасну, оно еще может пригодиться, великий воевода. Когда провалится первый посланец.

– Ты уверен, что он провалится?

– Да, мой повелитель. Значит, будем ждать и второго, поскольку Калокир получил повеление императора.

– Не люблю ждать…

– Ты – великий воевода, твое нетерпение есть нетерпение воина, и поэтому оно – естественно. А я – Неслых. Я привык к выжиданию, как зверь, который до времени затаился в своей норе.

– Я не привык ждать удара в спину в битве, потому что меня прикрывают лучшие дружинники, – сказал Свенельд. – Но когда я не знаю, кто у меня за спиной, не могу вести бой. А ты – можешь. Поэтому разыщи врага.

– Великий воевода, там нет врагов. Ты отвечаешь за жизнь князя Святослава, тебя беспокоит судьба Малуши, на которую посягали вятичские стрелы. Всего лишь стрелы, мой повелитель, а не сами вятичи!.. Говорю так не только потому, что в этом сомневался твой побратим великий боярин Берсень, но и потому, что у меня в рязанской земле много своих людей.

Неслых доселе ни разу не говорил столь длинно и горячо. Свенельд с удивлением слушал его, и тревога в его душе постепенно гасла.

Он даже улыбнулся, хотя в беседах с подчиненными никогда себе этого не позволял. И добавил:

– Я доволен твоими людьми. Но если они найдут пути, по которым Калокир переправляет своих разведчиков к нам, я буду полностью удовлетворен. А награда будет соответствовать моему удовлетворению.

– Торговые люди, – не задумываясь, предположил Неслых.

– Византийские?

– Не только, великий воевода.

– Кто же тогда?

– Для торговых людей нет понятия родины. Есть лишь доход.

– Значит, наши купцы тоже?

– Для торговых людей пособничество – тоже товар. Византия не считает золота, великий воевода.

– Я тоже, Неслых. Почаще напоминай об этом своим людям.

Если бы об этом разговоре узнал Обран, он бы очень встревожился. В отличие от своего друга Барта, он был несуетлив и последователен. С Византией у него были крепкие торговые связи, он не желал их терять, а потому по-доброму приятельствовал с Калокиром, и его корабли, набитые товарами, не застаивались на выходе в Черное море.

На обратном пути караваны Обрана брали на корабли пассажиров. Мелких торговцев, странников из Византии, случайных попутчиков, которые стремились в Киевское княжество. Обран не мелочился, не требовал с них платы за проезд, зато с интересом расспрашивал бывалых людей о Византии, о ценах на ее рынках, потребностях в товарах, которые могла поставить Киевская Русь. Сведения из первых уст были для опытного торговца дороже любой платы.

И поэтому, когда на замыкающую насаду сел никому не известный паренек, никто на него и внимания не обратил. А как стали спрашивать, кто он, да откуда, да далеко ли собрался, паренек только мычал. Немой, решили. Накормили, кинули рядно в затишок, чтобы ветром не продуло, да и забыли про него. Даже когда в обход порогов суда волоком перетаскивали рабы, паренька не тронули. Помощи от него никакой, а груз невелик.

Только на подходе к Киеву этот пассажир исчез. Как в воду канул. Без всяких следов.

Встревоженный человек Неслыха, сопровождавший караван, тотчас доложил прямому начальнику, позволив себе предположить, что паренек мог сам свалиться в воду. Но такие чудеса Неслыху не нравились.

– Коли так, твое счастье.

Чудеса не нравились, однако никто не знал, в каком именно месте парнишка скользнул в воду, да и описать самого парнишку никто толком не мог.

Есть такое свойство запоминания: про слепого расскажут немало, поскольку он говорить может, а про немого только и ответят:

– Немой. – И пожмут плечами.

«Не мой» – значит чужой. Никому не понятный. Единственно, что мог Неслых сделать, послать гонца к своим людям в окружении великого князя, чтобы немедленно донесли, если появится вдруг кто бы то ни было. Парень или мальчишка, все равно.

Вскоре пришла весть о появлении парнишки, но совсем не немого, а очень даже болтливого. Это было новостью для Неслыха, ломающей первые предположения, и он лично выехал в Летний дворец. Расспросил своих людей о мальчишке, и выяснилось, что он очень любит и умеет ловить рыбу, что, по его рассказам, совсем маленьким его увезли печенеги, но он то ли сбежал, то ли надоел им, сумел скрыться в камышах одного из днепровских лиманов, где и кормился рыбой да раками. Откуда он – сам толком не знает, но говорит по-русски, лишь иногда вставляя… В общем, какие-то непонятные слова.

– Печенежские, – пояснил Руслан.

И добавил, помолчав:

– Бани боится. Говорит, что в камышах его водяной чуть в воду не уволок, и он клятву дал, что мыться больше не будет.