Алексей Югов - Ратоборцы

– Ну, эко диво! – не сдался другой. – У нас вот на Кидекше, как раз на Успеньев день, облако на луг упало, и сделался из его кисель!..

На этот раз молчанье было необыкновенно длительно. Кто-то вздохнул… Кто-то проглотил слюнки.

– Все может быть, все может быть! – произнес в раздумье старый воин.

– Да-а… – вырвалось от всей души у другого.

– Почаще бы нам, крестьянам, да по всем бы по деревням такие облака падали!..

– Ну, а что толку? – возразил кто-то с горькой насмешкой. – Все равно, покуда наш брат хрестьянин ложку из-за голенища вынет, князья-бояре весь кисель расхватают.

Послышался общий хохот.

– Это уж так!..

– Это истинно! Работному люду ничего не достанется!

И сам собою разговор свернулся на надвигающийся голод.

– Да-а! Еще урожай обмолотить не успели православные, а купцы уже по восьми кун за одну кадь ржи берут! Как дальше жить будем?

Эти последние слова произнес дородный дружинник – светлобородый силач, пышущий здоровьем. Несоответствие его внешности со словами о голоде вызвало у некоторых невольную шутку:

– Гляди, Иван, как бы ты от голоду не отощал вовсе: уж и так одни кости да кожа!

Воины засмеялись.

Однако дородный воин отнюдь не смутился этим и скоро заставил замолчать насмешников.

– Правильно, – спокойно возразил он. – Я-то не жалуюсь: сыт-питанен. Мы, дружинные, на княжеских хлебах живем, нам и горя мало! Ну, а старики твои, Митрий, или там сестры, братья, суседи?! А?! Замолк, нечего тебе сказать! А вот мне об этих днях из нашей деревни весть прислали: пишут, что сильно голодают в нашей округе. Уж траву-лебеду стали к мучке-то примешивать. Ребятишки пухнут от голоду. Старики мрут…

Его поддержали:

– Что говорить! Худо простому люду живется: и под боярами, и под татарами! А хуже нет голода!

Разговор пошел горестный, тяжелый.

Говорили и о чуме, которая нет-нет да и наведывалась в Новгород:

– Харкнет человек кровью – и по третьему дню готов!..

– Княжеский доктор говорит: этот, дескать, мор черный, его из-за моря привозят. Купцы.

– Да уж он знает, Аврам!.. Все, поди, черны книги прочел!.. Он многих в народе вылечил.

– Добрый лекарь! А только – голод да нищета, дак и лекарства – тщета!..

– Нет, в стары времена куда легче жили!.. Нынче богаты бедных поесть хотят, ровно бы волки, живоядцы!..

После голода и чумы заговорили о татарах:

– Слышь ты, окаянны хочут всю молодежь с собой на войну погнать… Да Олександр Ярославич, дай ему Бог веку, он заступил: не дал!

– Авось и опять съездит – отмолит!

– Ох, Орда, ох, Орда немилостивая!.. Ханы эти да баскаки наскакивают!.. И все – господин на господине!..

– Ну и у них не все одинаки: всякого жита по лопате, есть и у них черна кость, бела кость!..

– Побывал я, братцы, у ихнего хана, у Менгуя, и во дворце… ну, как же? – когда Ярославича своего сопровождал… Ох, дворец, ох, дворец! Ум меркнет!.. Не хочется и вон идти!..

– На нашей же все на кровушке строено!

– Это точно!..

– Вот мне матерь моя, пономаревой рукой, пишет: чегой-то на ихнего князя, на Пронского, осерчал багадур ихний, баскак этот самый. И вот поехал со своими, с татарами, саморуком дани собирать с хрестьян. Ну вот, матушка моя и пишет: все наше рухло пограбили! «Теперь, говорит, нету тебе, Саввушка, и наследия отцовского!..» Ну кто ж я теперь – всему лишенец?.. Теперь уж и не вздумай отойти от князя!..

– Не горюй, – утешал его товарищ, – было бы жито, а то – прожито!..

А тем временем тот, кто побывал с Невским у великого хана, вел свой неторопливый рассказ о татарах:

– Замков на анбарах они действительно не знают: воровство наказуют люто. Ежели ты, к примеру, одного коня украл, то отдай девять…

– Ой-ой!..

– Так-то вот! А то просто голову рубают – и все… Но живут грязно. Немыслимо! Им Чингиз-хан мыться запретил, одежу стирать запретил.

– Неужели бань нету? – почти в ужасе спросил кто-то.

Рассказчик рассмеялся:

– Да ежели кто у них начнет воду на себя плескать, обмываться, дак они сейчас же ему голову отрубят: вода, говорят, она святая, не смей ее грязнить!..

Раздался хохот.

– Есть же дурачья на белом свете!..

– Рубахи свои, и всю одежду, и чепаны дотоле носят, не сымая, покуда не изветшает и само не свалится! И чего скупятся, не знаю: ведь когда мы с Александром Ярославичем были у того ихнего царя, так ведь, кроме нас, на поклон к ему три тыщи царей съехалось!

Раздался гул ужаса и изумленья.

– И вот ты с ними и поборись – с татарами!..

– А у нас-то, у русских, чего нету?! Оружия ли? Хлеба ли? Скота ли?.. Необъятная сила!.. Когда бы наши князья за одно сердце все стали, так этот бы Менгуй-Батый хрипанул бы одного разу, да и пар из него вон!..

– Ну, какой там – за одно сердце! Друг друга губят!.. Вон родной дядя, Святослав Всеволодич, под нашего-то подыскивается в Орде!..

– Нашему трудно!.. У прочих князей и понятия нет, чтобы помочь, поддержать! Один Ярославич, один!..

– Какой там – помочь, поддержать! Другой князек приедет к нашему-то, чело клонит перед ним, а ты стоишь, и у тебя сердце трепещет: а как да у него нож в сапоге, за голенищем? Так глаза с него и не спущаешь!..

– Да и бояре наши – тоже господа пресветлые! – им бы только мамон свой набить да всячески гортань свой услаждают!.. Об отечестве мало кто думает!..

В те разговоры – об Орде, о князьях и боярах – вструился рядом текущий разговор о божественном. Кто-то чинно и книжно повествовал о чудесах святителя Николая, епископа Мирр Ликийских. Рассказ подходил к концу. И надо же было напоследок этак промолвиться!..

– Ну и вот, стало быть, говорит ему Никола-угодник, пленнику этому, греку… ну, понятно, на своем языке, по-гречески…

– Полно! Не говори несусветицу! – закричал вдруг один из слушателей. – Про святого рассказываешь – про Миколу-угодника! – и как же это он у тебя не по-русски заговорил?.. Да святые, они все русского народу были! А как же?..

И возмутившийся слушатель обвел ярым оком всех окружающих и, доказуя, начал считать, пригибая пальцы:

– Петро-апостол. Ну? Иван-богословец! Ну? – Он торжествующе посмотрел на всех.

Дружинника, что вел рассказ про святителя Николая, затюкали.

Но он, выжидая свой миг, молчал и хитро улыбался. А когда наступил миг молчанья, он спросил у своего противника, заранее торжествуя победу:

– Ну, а Христос?

Но лучше бы ему не спрашивать. Возмутившийся ересями его, старый дружинник повел руками, как бы всех призывая в свидетели:

– Нет, вы послушайте, послушайте, православные! У него уж и Христос нерусской стал! А?.. Нет, что-то ты заговариваться начинаешь, парень!.. Слушать тебя и то грешно!..

Он поднялся с кошмы, на которой лежал, и, возмущенный, отошел к другому кругу – к тому, где беседовали о татарщине, о князьях, о боярах.