Борис Васильев - Владимир Красное Солнышко

Новгородский князь Владимир плотно обложил Родню и прекратил все остальные военные действия. Птичка была надежно спрятана в клетке, вырваться на свободу не могла, а ждать Владимир умел.

Точнее — выжидать.

Новгородские дружины следили за Родней, наемные варяги ловили дружинников Ярополка, разбежавшихся по всей округе, а Владимир устроил в княжеском шатре пир для воеводы личной дружины великой княгини Ольги Яромира и для своих друзей. Для богатырской заставы.

Ели дичину, добытую ловким охотником Будимилом, хлебали тройную ушицу, которую, как выяснилось, умел вкусно готовить небывалый доселе богатырь Муромец, ели расстегаи с икрой и пирожки с вязигой, пили из дружинной братины добрые вываренные меды, меды выдержанные и долгого отстоя, меды бражные, особо крепкие. А затем и фряжское вино, к которому приучила Владимира его бабка, великая княгиня Ольга. Пили и ели отменно, неторопливо, вкусно, потому что кончились их заботы. Ярополк был надежно заперт в Родне, варяги перехватывали всех, кто оказывался с оружием, и друзья детства утопали в бездонном счастье победы. Пили полные кубки во здравие и хвалу великого князя Владимира, во славу и хвалу Яромира, снова во славу Владимира и всех его богатырей поименно.

А потом запели дружинные песни и Поток пустился в пляс. Ему все дружно отбивали ложками такт, и нескоро угомонились, потому что Поток не знал устали, выделывая коленца.

Выпили заздравную княжескую. И хором спели величание. Владимир поблагодарил, поднял ответную чашу за дружину. Хором крикнув ему хвалу и славу, начали закусывать с дружинным аппетитом.

— Я отъеду, если, князь, дозволишь, — неожиданно сказал Добрыня.

— Куда отъедешь?

— Надо приемного сынка навестить.

— Какого сынка?

— Рогдая. Да я же тебе о нем рассказывал!

— Забыл, дядька.

— А я доброго богатыря из него выращу!

— Где ты его прятал?

— У доброй вдовы с сыном. Да я же тебе говорил! Неужто забыл, племянничек?

— Во славе забывают, — сказал Ладимир.

— А где Рогнеда? — спросил великий князь.

— Вот к ней и к Рогдаю и прошу меня отпустить. И привезу ее, куда повелишь.

— В Киев. Когда я в него вступлю.

— Любишь, — улыбнулся Добрыня. — И славно, что любишь. Она тебе добрых сынов народит.

Из-за полога шатра шагнул княжеский гридень.

— Человек из Родни пришел.

— Зови.

Вошел воевода Блуд.

— Великому князю поклон, дружине — поклон и слава. Поесть дозволишь, великий князь?

И к столу ринулся, не ожидая позволения.

— Оголодал? — насмешливо спросил Ладимир.

— Князю Ярополку из мышей вчера…

— Сам не пробовал?

Блуд замолчал. Потом сказал недовольно:

— Пусть все выйдут. Дело у меня к тебе одному, великий князь. Вы, дружина, уж не обессудьте.

— Выйдите, богатыри, раз воевода просит, — повелел Владимир.

Подпившая дружина вышла со смехом. Не дожидаясь, пока они выйдут, воевода Блуд принялся жадно есть.

— Ты уж прости, великий князь, — сказал он с набитым ртом. — Оголодал, как в Родне.

— Ешь, ешь.

— Я… — Блуд поперхнулся.

— Запивай, когда глотаешь. Я обожду.

— Всё, — воевода решительно отодвинулся от стола. — Огрузну, да и в Родне поймут, кто меня накормил.

— Тогда говори, с чем пришел. Или для того только, чтобы нажраться до икоты?

В голосе Владимира звучала злая насмешка. Злая и угрожающая, так ее понял воевода Блуд.

— Нет, нет, великий князь, не ради того, не ради, — поспешно заверил он. — Ярополк…

— Князь Ярополк!..

— Да, да, не гневайся, — забормотал Блуд. — Истинно говорю, истинно. Князь Ярополк мечтает, что ты призовешь его к себе и… И простишь.

Вот на этом провести Владимира было невозможно. У него были свои люди в Родне. Перебежчики, тайные лазутчики, знакомые знакомых.

— Ты эти думы для него сочинил?

— Нет, великий князь, нет, он сам об этом говорил. Сам, собственными устами.

— А что говорил Варяжко?

— Варяжко, он… Да что Варяжко понимает! Так будет лучше.

— Кому?

— Что?..

— Кому будет лучше, Блуд? Тебе лучше никогда не будет, не жди.

— Великий князь, междоусобица не нужна Руси. Люди страдают в Родне, люди страдают в Киеве, люди страдают по всей Руси…

— Люди страдают, а ты дичину жрешь.

— Но великий…

— Великий в Родне мышей ест. И мне его жаль, а не тебя. Ты сам приведешь князя Ярополка в этот шатер. Лично, понял? Лично приведешь.

— Твое повеление будет исполнено тотчас же, князь Владимир.

Блуд встал. Владимир позвал гридня, велел ему проводить воеводу Блуда через посты. Гридень вышел вместе с воеводой. Владимир помолчал, невесело усмехнулся и вслух сказал сам себе:

— Значит, судьба.

Вышел следом. Повелел четверым варягам спрятаться в шатре и поднять на мечи тех, кто в него войдет. Прошел к своей богатырской заставе:

— Тут кровью запахло, дружина. Кровь дружбе помеха. Уйдем пировать в ваши шатры.

— Вот славно! — обрадовался Путята.

К вечеру Блуд ввел в шатер великого князя Ярополка и был тут же, у входа, поднят на варяжские мечи. Ярополка закололи следом.

Путь к Киевскому великокняжескому престолу был открыт.

Однако князь Владимир в Киев не спешил. Он тщательно обдумывал каждый шаг, для чего и собрал на совет своих богатырей. Богатыри привыкли не столько советовать князю, сколько драться за него; да Владимир, по существу, и не нуждался в их совете. Он ожидал от них только подтверждения собственным мыслям, почему и не пригласил на этот совет Яромира.

Богатыри вели себя как всегда. Муромец молча пыхтел, Поток норовил хохотать по каждому поводу, и только рассудительный дядька Добрыня сказал именно то, что хотел услышать племянник:

— Пошли в Киев своих варягов, а сам не спеши. Варяги начнут грабить дома и обижать киевлянок, вот тогда ты и войдешь — как спаситель. Варягов выгонишь, наведешь порядок, и киевляне всю жизнь тебе благодарны будут.

— Дельный совет, великий князь, — поддержал Ладимир. — Тут подумать надо.

Владимир задумался. И если бы мы могли прочитать его мысли, то они бы выстроились в такой порядок: «Отдать на разграбление вооруженным наемникам стольный город и войти в него во имя спасения его жителей — куда более разумный поступок, нежели просто его занять. Киевляне все равно будут видеть во мне захватчика и незаконного сына, а коли на своей шкуре почувствуют бесчинства наемных воинов, то и толпа примолкнет, и вече обрадуется, и бояре на всякий случай улыбнутся…»

— Да будет так.

Две недели никто не мешал наемникам грабить дома и лавки, насиловать женщин и избивать киевлян за малейшее противодействие. Две недели стонал Киев под варяжским игом, а через две недели Владимир вступил в него как спаситель, во главе своей богатырской дружины, поддержанной дружиной Яромира. Варяги пытались яростно сопротивляться, но восставшие киевляне отлавливали их по домам. Владимир жестоко казнил два десятка самых оголтелых наемников, а остальных варягов выгнал, не заплатив ни гроша из обещанного, лишь посоветовав немедля уходить в Византию.