Борис Васильев - Вещий Олег

В тот день, когда произошло дерзкое изгнание рогов, коснувшееся, как и полагалось в те времена, не только посольства, но и множества ни в чем не повинных торговцев, переселенцев, ремесленников, Биркхард предпочел не появляться и не давал о себе знать вплоть до вечера. А вечером его домоправитель лично доставил Донкарду особо запеченных рябчиков, начиненных черемшой и брусникой, шепнув:

– Завтра конунг Берт примет конунга Олега. Мой господин боярин Биркхард просил напомнить о неожиданности.

Неожиданность была подготовлена, Биркхард умудрился уговорить своего конунга лично встретиться с Олегом, и Донкард вздохнул с облегчением. Альвена пребывала на женской половине, приглядываясь к юной дочери конунга Берта, все шло, как он задумал, почему он и пришел к конунгу Олегу с преподнесенными рябчиками в добром расположении духа.

– Зачем нам что-то обещать, если Биркхард выгнал рогов с этой земли? – с неудовольствием заметил конунг. – Они и так вынуждены теперь исполнять нашу волю.

– Да, мой конунг, нашу волю исполняют многие, – спокойно сказал Донкард. – Но из всех многих только рузы имеют выход на великий торговый путь в Хазарию по реке Волге.

– И ты думаешь, что они вручат нам ключи от этого пути?

– Они вручат нам свою землю, как приданое за этой девочкой. Кстати, ее зовут Бертой.

– Родовое имя. Ну и что из того?

– Берта – значит лучшая.

– Вместо того, Донкард, чтобы объяснять мне значение древнегерманских имен, ты бы подумал, что будет с Нежданой. Я не могу выдать ее за славянского князя, кем бы он ни был, потому что в приданое я отдам самого себя. Ты думал об этом? Мне так не кажется.

– Думал, мой конунг. Рядом с тобой сидит великий воин. Неужели даже ему, своему ровеснику и другу детства, ты не отдашь своей любви вместе с Нежданой?

Зигбьерн невольно встал. Предложение было неожиданным, воспитанница конунга, став его женой, возносила его на уровень самого Олега, но он испытывал сейчас скорее растерянность. Во-первых, он знал Неждану с детства, она превращалась в девушку на его глазах, но он до сей поры не ощущал в ней этой девушки, потому что Олег затратил уйму усилий, чтобы вселить в нее юношу. И дело было не только в том, что она отлично владела мечом и ловко управлялась с лошадьми, но и в том, что ее душе скорее стала свойственна мальчишеская удаль, нежели женское смирение. Кроме того – и в этом заключалось «во-вторых», – Неждана была славянкой, а Зигбьерну с детства внушали, что славянские жены на редкость самостоятельны и непокорны. Было еще и третье, в чем он, правда, не сознавался самому себе, но подспудно чувствовал: гибкий и изощренный ум Нежданы куда сильнее его могучей прямолинейной простоватости. И поэтому он скорее испугался, чем возрадовался, что не ускользнуло от прозорливого Донкарда.

– Однако мне думается, конунг, – помолчав, продолжал он, – что вопрос о судьбе Нежданы нам не решить без совета с Перемыслом, поскольку воевода Перемысл – старший рода ее. А Зигбьерна я привел только как пример. Женихов много, мой конунг, а выход на Волгу – один.

Олег промолчал, и Донкард тотчас же перевел разговор в иное русло. Главное удалось: конунг дал согласие на завтрашнюю встречу, а женская судьба Нежданы казалась старому советнику такой второстепенной по сравнению с возможностью беспрепятственного выхода на великий волжский торговый путь…

Однако на этой встрече накануне дня сороковин ничего особенного вроде бы и не произошло. Конунги вежливо и неторопливо вели спокойную беседу, Биркхард измаялся в ожидании неожиданности, которой так и не дождался, к глубокому своему огорчению, а Донкард терпеливо ждал, понимая, что до той поры, пока Олег не увидит дочь конунга Берту, он просто не может о ней говорить. Такой случай мог представиться только завтра, если на прошальном пиру сам Берт поднимет кубок во здравие Олега, о чем Донкард и не преминул шепнуть Биркхарду по окончании этой встречи.

Следующий день был сороковым со дня гибели Берсира. День последнего прощания, насыпки кургана, состязания воинов и торжественной тризны. Считалось, что душа усопшего уже достигла мест доброй охоты, но еще слышит и видит земное, ожидая последнего привета, а потому день этот не был столь мрачно-торжественным, как день погребального костра, и даже голову отравительницы отделили от туловища в самой Рузе, а не на священном месте останков, еще не скрытых курганом.

После того как седобородый старец величественно и неторопливо совершил краткое священное служение и окропление полусгоревших останков, конунг Берт, послы, бояре и люди именитые выстроились в длинную очередь, которую замыкала дружина. Все держали в руках шлемы и, подойдя к погребальному кострищу, наполняли их землей из заранее заготовленной кучи и высыпали ее на кострище. Все происходило в благоговейной тишине, люди торжественно шли друг за другом, и курган постепенно рос. Когда последний воин высыпал свою долю земли, первая часть обряда завершилась. Пока дружинники выстраивались, челядь раскинула ковры у подножия насыпанного холма, на которые согласно чину и порядку расселись все присутствующие. Седобородый жрец поднял кубок и торжественно пожелал Берсиру доброй охоты. И тотчас же все хором подхватили:

– Доброй охоты, Берсир!

Дружинники, потрясая мечами, с воинственными кличами закружились в неистовом хороводе вокруг холма, и тризна началась. От каждого ковра слышались песни, воспевающие подвиги Берсира, воины, закончив пляску, отбивали ритм, стуча мечами о щиты, и дружинники начали состязаться в своем воинском умении, стараясь изо всех сил, ибо победитель в награду получал меч Берсира. Затем вышел Зигбьерн, вызвавший на поединок сразу троих, и ловко управился с ними, вызвав бурю восторга. Дружинники выпили ритуальные кубки, хором пропели боевую песню, и тризна была завершена. Знатные люди рузов и послы, как и положено, удалились в бани, челядь убирала ковры и посуду, дружина ушла, и остались только рабочие, чтобы досыпать курган до должной высоты.

После бани и отдыха послы и знать потянулись на прощальный пир. На первой, торжественной части пира обязаны были присутствовать и женщины – жены знатных особ, жрицы, а также те, кто по каким-либо причинам был включен в состав посольств, и Альвена тотчас же нашла Олега.

– Сигурду выпало редкое счастье, конунг, – шепнула она. – Девочка чудо как хороша, умна и достойна. Эти три дня я провела в ее окружении.

– Она – подросток.

– Через год подросток превратится в женщину, конунг. Девочки расцветают быстро. Она знает, что должна поднести тебе почетный кубок и ты имеешь право на поцелуй. Не поленись, откинь покрывало и увидишь сам, какие красивые дети будут у Сигурда.