Андрей Расторгуев - Атака мертвецов

Хотел добавить, что линия, на которой стоят войска, расползлась и переломилась многочисленными выступами да извилинами всюду, куда смогла добраться армия, преследуя отступающего противника. А если точнее, куда немцы соблаговолили допустить. Этим командование и пользовалось напропалую, всенепременно приписывая любое продвижение вперед собственным боевым успехам. Но сдержался. Решил не наступать на больную мозоль. Вместо этого слишком, быть может, резко произнес:

– Местами мы закопались в землю в том же самом положении, до которого в ноябре дошли наши стрелковые цепи, не обращая внимания на то, что такое закрепление было полнейшим абсурдом.

Командующий насупился.

– Что же здесь, по-вашему, абсурдного?

– На фронте 29-й дивизии, к примеру, есть участки, которые могли бы служить прекрасной иллюстрацией того, как не надо занимать боевые фронты. Но войска к ним припечатаны. Все нанесено на схемы, утверждено и уже является непременным табу.

– Эти позиции отвоеваны кровью солдат и офицеров. Предлагаете все бросить и откатиться назад?

– Раз уж признано, что нам решительно невозможно продолжать активные действия и перед армией поставлена чисто пассивная задача охраны правого фланга и сообщений всего фронта, то нам и надлежит занять соответственное такой задаче положение. Никоим образом нельзя продолжать считаться с тем совершенно случайным фронтом, который был нами занят в последние часы исполнения давно уже оконченной прежней операции по вторжению в пределы Восточной Пруссии. Он теперь не имеет никакого смысла. Новый фронт должен отвечать требованиям наиболее выгодной и сильной обороны. Быть совершенно иным, чем он был в действительности. – Взяв карандаш, Будберг склонился над расстеленной на столе картой и принялся водить по ней, поясняя: – Армию требуется оттянуть примерно на линию Ласденен-Сталлюпенен, Гольдап-Грабовен, озера к западу от Маркграбова, группа Лыкских озер. Наивозможно больше использовать в тактическом плане меридиональные хребты, озерные и речные долины, а также большие леса. Необходимы армейские резервы у Вержболова и Райгрода. Конницу передвинуть на левый фланг в район Граево, оставив на правом фланге одну бригаду и пограничные сотни.

Закончив, он выпрямился и сквозь поблескивающие стекла пенсне вызывающе взглянул в худощавое лицо Сиверса.

Согласится? Вряд ли. Подобный план шел вразрез с излюбленным, бытовавшим в армейских кругах изречением, что русские войска никогда не оставляют без боя того, что взято с таким трудом, полито их кровью и потом. Этот принцип до сих пор считался священным и незыблемым. Мало кто из начальников рискнет его нарушить или хоть на йоту отойти от слепого исполнения застоявшегося канона.

Глаза командующего сверкнули исподлобья недобрым блеском.

– Ваш проект совершенно исключает продолжение ведения Летценской операции, что противоречит директивам Главнокомандования и не согласуется лично с моими взглядами, – жестко отрезал Сиверс.

Будберг помалкивал в предчувствии очередного разноса, но молчал и командующий, внимательно разглядывая карту. Неужели все-таки задумался? Впрочем, если он даже и понимает правоту барона, вряд ли будет отстаивать ее в штабе фронта. Слишком закостенелое там руководство…

– Могу лишь дать свое принципиальное согласие на перемещение 20-го корпуса на правый фланг армии, – неожиданно выдал Сиверс. Обошел вокруг стола, покрутил ус. – А его прежний участок передадим 3-му армейскому корпусу.

«Хоть что-то…» – Будберг почти сказал это вслух, но командующий тут же уточнил:

– Только не теперь, а впоследствии, с наступлением более теплого времени и к началу нового периода наступательных действий.

Словно ушат холодной воды вылил.

Барон замотал головой, сокрушенно приподнял и уронил руки, хлопнув себя по бедрам:

– Не понимаю… Решительно не могу вас понять, ваше превосходительство. Как можно, с одной стороны, очень часто и весьма основательно высказывать опасения о возможности повтора с нами того, что было уже проделано немцами с армиями Самсонова и Ренненкампфа, а с другой – совершенно не видеть несоответствия держания нами на открытом правом фланге второочередных дивизий 3-го корпуса и отсутствия за ними какого-либо армейского резерва. Между тем, вам хорошо известна довольно пониженная боевая годность 56-й и 73-й пехотных дивизий, которые занимают правый фланг не только 3-го корпуса, но и всей армии. Дивизии эти абсолютно непригодны для серьезных наступательных операций. Они способны оказать сопротивление лишь недлительной и несильной атаке, да и то при нахождении на хорошо укрепленных и заблаговременно занятых позициях. А вот их устойчивость в случае сильного и продолжительного удара – под весьма большим сомнением. Вы же знаете, что после своего сформирования они были включены в состав 1-й армии и сразу же попали в сильную передрягу стремительного отступления. Понесли тогда большие потери и растрепались. Потом их еще раз добили во время пограничных боев. Эти полки потеряли всякую боевую годность. Их даже хотели расформировать. Как вы считаете, в случае сильного удара они удержат наш правый фланг?

Генерал Сиверс молча слушал, заложив руки за спину. Только морщился недовольно. Похоже, сознавал собственное бессилие сделать что-либо реальное для поднятия боеспособности этих случайных детищ генерала Епанчина [78]. Последнему он почему-то безгранично доверял, считая выдающимся боевым начальником, способным самостоятельно выходить из очень трудных ситуаций. Впрочем, командующий неустанно твердил: «При ожидающемся вскоре общем наступлении для полного и окончательного овладения всей Восточной Пруссией первый же успех должен поднять дух даже наиболее пострадавших и заслабевших дивизий». Неужели он действительно думает, что чей-то успех может вдохновить эти полностью мертвые в боевом отношении полки?

– Катастрофы с армиями Самсонова и Ренненкампфа произошли не вследствие ошибочности основной идеи нашего вторжения в пределы Восточной Пруссии, а исключительно вследствие очень скверного осуществления этого совершенно верного и разумного плана, – медленно проговорил командующий.

Ну вот, опять оседлал своего любимого конька. В этом убеждении он был настолько уверен, что всегда воспринимал в штыки любые контраргументы, кто бы их ни приводил. Другое дело, что свои сомнения осмеливался высказывать ему лишь Будберг.

– К такому решению я пришел в результате длительного и тщательного изучения мною способов ведения Восточно-Прусской операции еще во время службы в Виленском военном округе, – продолжал Сиверс, плавно переходя на поучительный тон. – Его до сих пор не смогли поколебать ни наши неуспехи, стоившие нам разгрома двух армий, ни ваши, барон, соображения, основанные на военной игре Германского большого Генерального штаба… [79]