Пенни Винченци - Наперекор судьбе

– Люк, для меня это… чересчур быстро. Неделю назад ты и не думал расставаться с женой. Теперь ты говоришь, что я должна познакомиться с твоей бабушкой и что она меня полюбит.

– За эту неделю очень многое изменилось, – перестав улыбаться, сказал Люк. Его глаза были такими же серьезными. – Неделю назад я был эгоистичным боровом, думающим только о себе. Сегодня я готовлюсь стать отцом. У меня появились серьезные обязанности. Я думаю уже не о себе, а о своем сыне.

– И обо мне.

– Конечно, и о тебе, кого я так люблю. – Он улыбнулся и поцеловал ей руку.

Адель тоже улыбнулась. Ей плохо верилось, чтобы за одну неделю Люк отучился думать о себе, но она не стала возражать.

Удивительно, сколько перемен успел совершить этот еще не родившийся ребенок. И в Люке, и в их отношениях.

Адель вняла материнскому совету и по телефону сообщила Люку, что должна его видеть. К ее удивлению, он мигом согласился. Сказал, что тоже хочет ее видеть и, если ее состояние не располагает к путешествиям, готов приехать в Лондон.

– Нет, Люк. Уж лучше я приеду в Париж.

Адель поехала поездом, который подавался к парому через Ла-Манш. Люк встретил ее на вокзале. Лицо у него было бледным и осунувшимся. Он повел Адель в близлежащий ресторанчик. Они сели за столик. Люк взял ее руку и, стыдясь глядеть ей в лицо, попросил прощение за свое поведение:

– Это было atroce. Ужасно. До сих пор не верю, что я мог так себя вести и говорить такие слова. Дорогая, мне безумно стыдно. Говоря твоим языком, до жути. Мне нет оправдания. Пожалуй, только шок, какой я испытал, когда ты мне сказала. Я не ожидал, что это случится.

– Что тут неожиданного? – раздраженно спросила Адель, слыша в своем голосе интонации Селии. – Мы с тобой месяцами… годами занимались тем, от чего бывают дети.

– Дорогая, все это так. Но… пожалуйста, постарайся мне поверить. И потом, я подумал, что ты решила даже не обсуждать это со мной. Ты вела себя так, словно ты одна принимаешь решение.

– Люк, а что мне оставалось делать? Ты в тот момент был хуже чужого.

– А ты мне наговорила ужасно жестоких слов. Несомненно, я их заслужил, но мне было очень тяжело это слышать из твоих уст. Очень тяжело.

– Ты меня тоже прости, – сказала Адель, раскаиваясь задним числом. – Но в тот момент я считала, что тебе до меня нет дела, что ты ничего не желаешь знать о ребенке. Мне показалось, я спутала все твои планы. И потому я сказала… то, что сказала.

– Да. Тогда мы смотрели на твою беременность с диаметрально противоположных точек зрения. Но это осталось в прошлом. Начиная с сегодняшнего дня все будет по-другому. Я люблю тебя и очень тобой горжусь. На сегодня я снял нам номер в нашем отеле на улице Сены. А завтра – завтра у нас будет знаменательный день.

– И что же знаменательного ожидает меня завтра?

– Потерпи. Узнаешь. Идем, chérie. А сейчас мне не терпится снять с тебя это прелестное платье и посмотреть, не начинает ли уже наш сын выдавать свое присутствие.

Утром Люк ушел рано, оставив Адель одну, чему она была даже рада, поскольку чувствовала себя скверно. Уходя, он сказал, что на ланч ждет ее в «Клозери де Лила» – одном из прекраснейших ресторанов на бульваре Монпарнас. Стены ресторана увивал плющ, там была замечательная терраса, а главное – там собирались парижские писатели, художники, журналисты. Похоже, все они знали и любили Люка. После ланча, когда Адель отказалась от рыбы и едва притронулась к крем-карамели, Люк повернулся к ней и с серьезной торжественностью произнес:

– Если тебе не хочется есть, мы можем уйти. Но прежде чем мы отсюда уйдем, позволь преподнести тебе подарок.

– Подарок?

– Да.

Адель приготовилась изобразить довольный вид. Люк не блистал умением делать подарки. Что обычно дарят любовницам? Драгоценности, нижнее белье, духи. Ничего этого Адель от Люка не видела. Она не обижалась, поскольку обладала столь изысканным вкусом, что даже Люк не смог бы ей потрафить. Иногда он дарил ей редкие книги, гораздо чаще – цветы. Но среди его подарков не было ни одной вещицы, чтобы поставить на ночной столик и любоваться перед отходом ко сну.

– Это тебе, – произнес Люк, протягивая ей коробочку.

Обычная коробочка из коричневого картона. Ни ленточек, ни красивой упаковочной бумаги. Интересно, что же внутри? Ювелирная безделушка? Духи? Адель открыла коробочку, развернула неумело сделанный сверток и достала… ключ.

– Люк, это что за ключ?

– Идем. – Он встал и протянул ей руку. – Скоро увидишь.

Они вышли. Люк поймал такси и назвал незнакомый адрес.

Такси тронулось. Они проехали по бульвару Монпарнас, свернули на бульвар Сен-Мишель, проехали мимо Люксембургского сада, углубились в лабиринт улочек и наконец остановились на одной из них, неподалеку от площади Сен-Сюльпис.

– Voilà [50] , – сказал Люк.

Адель вылезла из такси и оказалась перед массивной дверью.

– А теперь проверь свой ключ.

Адель вставила ключ. Он поворачивался медленно, но без усилий. Она толкнула дверь – скорее не дверь, а своеобразные porte cochère [51] , выходящие в довольно большой внутренний двор, мощенный булыжником. Здесь стены были белеными. Двор заливало солнце. В кадках росла герань. На противоположном конце двора Адель увидела другую дверь, слегка приоткрытую.

– Открывай, – сказал Люк.

Адель послушно открыла дверь и слева увидела лестницу.

– А теперь идем наверх.

– Люк, что…

– Идем наверх. Ascendez! [52]

Три марша узкой лестницы. Наверху – площадка и третья дверь, совсем небольшая. Адель молчала, не осмеливаясь даже дышать.

– Самый подходящий момент, чтобы сделать так, как принято у вас в Англии.

Подхватив Адель на руки, Люк ногой осторожно открыл дверь, и они оказались в крохотной прихожей. Размером она была не больше шкафа для одежды в передней родительского дома на Чейни-уок. Оттуда дверь вела в квадратную комнату с низкой кроватью. Другой мебели в комнате не было. Опущенные жалюзи погружали комнату в сумрак, но Адель не решалась включить свет. Она боялась разрушить волшебство.

– Люк…

Люк поставил ее на ноги, повернулся к ней и нежно поцеловал:

– Это наш новый дом, ma chère, chère Mam’selle Адель. Надеюсь, тебе он понравится и ты обоснуешься здесь и будешь счастлива с нашим долгожданным сыном. Вся моя любовь принадлежит вам обоим.

На следующее утро она проснулась рано, когда над Парижем только рассветало. Люк проснулся еще раньше и теперь стоял перед кроватью, улыбался и смотрел на нее:

– Bonjour.

– Bonjour, Люк.

– Ты хорошо спала?

– Отлично. Спасибо тебе.

– Надеюсь, то, что у нас происходило минувшей ночью, никак не потревожило нашего сына.

– Честно говоря… не думаю, – ответила Адель, вспоминая, как необыкновенно нежен был вчера Люк, постоянно спрашивая ее о самочувствии.