Пенни Винченци - Наперекор судьбе

– Венеция, мне даже слушать неинтересно. Вымышленные мемуары какой-то камеристки. Одним словом – писанина. Неужели ты думаешь, мы сумеем уломать твоего отца?

– Во всяком случае, надо попытаться, – твердо стояла на своем Венеция.

– Но зачем? Почему ты так уверена, что это стоящее произведение?

– Хотя бы потому, что Люси – писательница.

– Журналистка! – презрительно усмехнувшись, поправила Селия дочь. – Это, моя дорогая, не одно и то же.

– Делл говорит, что Люси пишет очень хорошо. Я ее спрашивала.

– Сомневаюсь, чтобы суждения Адели о литературном мастерстве сильно отличались от твоих.

– Мама, ты хотя бы взгляни на рукопись, – сказала Венеция, даже не рассердившись на оскорбительные слова матери. – Впрочем, тебе придется это сделать. Я уже договорилась с Люси. Она приедет в издательство.

– Жалею, что тогда затеяла с тобой весь этот разговор, – вздохнула Селия.

Договариваясь с Люси Гэлбрейт, Венеция, естественно, не знала, что в тот день ее мать будет предельно раздражена. Накануне Селия снова ездила к Киту и вернулась измотанная и раздавленная. Это лишь сильнее настроило ее против романа и самой Люси, о которой она прежде даже не слышала. Венеция была уже готова позвонить Люси и отменить ее визит, но не стала. Возможно, книга окажется настоящей находкой для «Литтонс». И еще, Венеция ощущала свою солидарность с Люси Гэлбрейт. Разведенным женщинам нужно держаться вместе.

– Должна вам сказать, что мы не стремимся к выпуску популярной литературы, – заявила Селия.

Мать противоречила самой себе. Венеция раскрыла было рот, чтобы возразить, но, поймав материнский взгляд, не решилась это сделать. Селия развязала шнурки потертой папки и прошелестела листами с довольно небрежно напечатанным текстом. Казалось, она боится запачкать пальцы.

– Особенно литературы такого жанра.

– Почему? – спросила Люси.

Селия не привыкла, когда от нее требовали объяснений. Ее лицо превратилось в маску недовольства.

– Потому что это едва ли в духе времени. Читатели хотят… – Она запнулась, подыскивая нужное слово.

– Читатели хотят читать произведения всех жанров, – приветливо улыбаясь, сказала Люси. – Им нравится и поэма той американской поэтессы… Сейчас вспомню название… «Белые скалы Дувра» [77] . И роман «Как зелена была моя долина» [78] . Насколько я знаю, «Коллинз» готовит к выпуску альбом с фотографиями английской природы.

– Откуда вы это знаете? – резко спросила Селия.

– Я ведь журналистка. Мы получаем пресс-релизы. Сейчас переиздаются произведения, интерес к которым казался давно прошедшим. Например, «Война и мир». И конечно же, «Унесенные ветром».

– Надеюсь, вы не считаете, что ваш роман сопоставим с «Унесенными ветром». Мы получили не меньше сотни рукописей, чьи авторы пали жертвами подобных заблуждений.

– Нет, что вы. Я бы не решилась на такое сравнение. Но мой роман может стать достаточно популярным. Он может подбодрить читателей. К тому же он по-своему патриотичен. Прошу вас, леди Селия, посмотрите хотя бы несколько страниц.

– Я крайне занята и не имею никакой возможности взяться за чтение прямо сейчас. Вам придется оставить мне папку с рукописью.

– Разумеется. Я вам даже не сказала рабочее название моего романа.

– Я тоже не помню, чтобы вы это говорили. Но обычно мы даем свои названия.

– Возможно, вас устроит мое. – Люси снова улыбнулась. Она была миловидной женщиной: смуглой, с огромными глазами, которые искренне смотрели на Селию. – Но если вы согласитесь опубликовать роман, вы можете поменять название. Я не стану возражать.

– Не хочу вас обнадеживать. Шансы, что мы опубликуем вашу вещь, близки к нулю. Я вам уже говорила, что наше издательство имеет иную направленность. Но поскольку вы являетесь приятельницей моих дочерей, я попрошу кого-нибудь из наших корректоров посмотреть рукопись.

– Большое вам спасибо. Так я могу оставить рукопись у вас?

– Да. Положите папку вон туда. Венеция, ты не проводишь миссис Гэлбрейт?

– Конечно провожу. Мы собирались вместе пойти на ланч.

– Только не задерживайся. У нас еще работы невпроворот, и ее надо сделать до конца дня.

Венеция вернулась через полтора часа и заглянула в кабинет матери. Ей показалось, что Селия за все это время не вставала с места. Мать сидела, погрузившись в чтение. Ее лицо было предельно сосредоточенным, что не мешало ей с чисто читательским азартом листать машинописные страницы романа Люси Гэлбрейт и делать карандашные пометки в блокноте, лежащем рядом.

– Ты же все-таки на работе, – сказала она, хмуро глядя на дочь. – Я давно тебя жду, чтобы поговорить об этой вещи. Какое название Люси дала своему роману?

– «Милосердие и благосклонность».

– Вполне подходящее название. Мы могли бы его оставить. Скажи, а в каком состоянии ее роман? У нее есть продолжение или в этой папке все, что она написала?

– Думаю, это все.

– В таком случае, если мы наметим выпуск романа на будущую весну, ей придется поторопиться.

– На весну? Но, мама…

– Послушай, у нас на примете больше ничего нет. Мы вынуждены издать ее роман. Знаешь, Венеция, она неплохо пишет. Очень даже неплохо. Позвони миссис Гэлбрейт и скажи, что завтра я хочу ее видеть.

– Наша мама буквально влюбилась в Люси, – сказала Венеция, приехав на выходные в Эшингем. – Люси не может ошибаться. Как тебе нравится? Видела бы ты их в четверг! Сидят голова к голове и обсуждают роман. Конечно, Люси очень элегантно выглядит, и это ей помогает. Плюс хорошие манеры. В ней чувствуется порода…

– Насчет породы я бы не сказала, – усмехнулась Адель. – Ее отец был клерком в страховой конторе. Весь этот лоск она уже приобретала сама. Отчасти ей помог Тим Гэлбрейт и его денежки.

– В таком случае она очень преуспела. Будет надеяться, что мама об этом не узнает. Завтра они собираются посетить лондонскую редакцию журнала «Уорт». Как тебе это нравится? Спектакль для прессы. Мама вся в радостном возбуждении. – Венеция улыбнулась сестре. – Думаю, едва я впервые заикнулась о сюжете, она сразу поняла, что роман пойдет и его будут читать. Все остальное было так, для пущей важности. У нее заметно улучшилось настроение. К ней словно вернулась былая энергия. Не вся, конечно.

– Венеция, и как только ты выдерживаешь работу с ней?

– А это довольно просто. Я делаю вид, что внимательно слушаю, но совершенно не обращаю внимания на ее слова.

– Я бы не сказала, что это просто.

– Мне это удается. Я рада всему, что позволяет мне отвлечься от мыслей о Бое.

После того письма – холодного и отстраненного – Бой ей больше не писал. Он уехал, не простившись с ней даже по телефону. Его поведение настолько больно ударило по Венеции, что она запретила себе думать об этом, чтобы лишний раз не плакать. Утешение она черпала в других мыслях. Своим поведением Бой еще раз доказал: мерзавцем он был, мерзавцем и остался. В ту ночь он просто воспользовался ею, потом написал несколько красивых писем и исчез. Венеция не сомневалась, что он нашел себе другую женщину. Незачем ему знать о ребенке. Как хорошо, что она ничего не сказала ему. Известие о беременности принесло бы ей лишь новые унижения. Бой упрекнул бы ее в глупости, небрежности и неумении предохраняться. Знай он о ребенке, это заставило бы его насильно остаться с ней, а такая совместная жизнь была бы хуже всякой пытки. По крайней мере, она сохранила свое достоинство… Если восьмой месяц беременности разведенной женщины свидетельствует о ее достоинстве. Она спокойно родит. Конечно, потом сказать все равно придется, но к тому времени война, быть может, уже закончится, и она придумает какую-нибудь историю о погибшем в бою любовнике. Возможно, Бой будет поддерживать и этого ребенка наравне с другими их детьми.