Пенни Винченци - Наперекор судьбе

Здесь Барти целиком соглашалась с Лоренсом. Вернуться к Джону она уже не могла.

Джайлза наградили Военным крестом…

Вот уже почти две недели, как он вернулся в Англию. Когда его выносили с санитарного корабля, Джайлз напоминал призрака, настолько сильно он исхудал. Его мучили постоянные боли, а от продолжавшегося воспалительного процесса в раненой ноге у него держалась повышенная температура. Теперь он постепенно приходил в себя, но нога упрямо отказывалась заживать. Возникла даже опасность гангрены. Врачи кололи Джайлзу новое чудо-лекарство – пенициллин. Это оказало кратковременное благотворное действие, но затем боль и воспаление вернулись.

– Должно быть, дружище, не все из вас достали, – сказал ему лондонский хирург, ободряюще похлопывая по руке. – Они думали, что целиком очистили вас от немецкого металла, но нам придется посмотреть еще раз.

Хелену врачи предупредили: если они не найдут причину воспаления, а также если омертвение тканей окажется слишком обширным, ногу ее мужу придется ампутировать.

Но ногу Джайлзу спасли. Лондонский хирург обнаружил глубоко засевший осколок и удалил его. Несмотря на повреждение тканей и сухожилий, врач обещал, что теперь процесс выздоровления пойдет быстро. Джайлз лежал в полубессознательном состоянии после изрядной дозы обезболивающего. Хелена сидела рядом с его кроватью, держала его за руку и рассказывала, что, как только ему станет лучше, его навестит командир.

Как потом оказалось, командир счел своим долго лично сообщить Джайлзу о его награждении.

– И кто бы мог подумать, что это будет Джайлз? – произнесла Селия, вытирая слезы. – Военный крест. Как здорово.

Оливер сказал, что, по его мнению, это и должен был быть именно Джайлз.

– После Дюнкерка он ведь едва не получил награду. С самого начала войны он проявлял беспредельное мужество. Не взяли офицером – пошел солдатом. Думаю, мы оба можем им гордиться.

– Я очень, очень им горжусь, – сказала Селия.

– Венеция, ты ни за что не поверишь. Даже рассказывать бесполезно.

– Это чему я не поверю?

– Выхожу я сегодня из ателье Седрика. В руках – сплошные кочны капусты. Только не спрашивай зачем.

– Зачем?

– Не отвлекай меня. Когда я увидела Барти…

– Подумаешь, зрелище. У нее двухнедельный отпуск. Она была в издательстве. Заходила к нашим родителям.

– Я не об этом. Она была… – Последовала долгая пауза. – Она была не одна.

– Ты хочешь сказать…

– Да, именно это.

– Не…

– Естественно, «не». Он, бедняжка, сейчас в Италии.

– Боже мой. Боже мой. Но ты уверена… Она действительно была с ним?

– Конечно уверена. Они направлялись в кино.

– Может… – Разум Венеции лихорадочно заметался в поисках объяснения, хотя она и не знала, нужны ли ей объяснения. – Может, это был сослуживец из ее части? Случайно встретились. Решили сходить в кино.

– Венеция, да что с тобой? Сослуживцы не обнимают за талию.

– Он был в форме?

– Да.

– Ну, тогда…

– Слушай, ты сегодня какая-то непонятливая. – Судя по голосу, Адель даже устала от этого разговора. – Он был в американской форме.

– Неужели? Ты думаешь, это был… знаешь кто?

– Не знаю. Я никогда не видела его фотографий. Но вполне возможно, что он. Он был чертовски обаятельным. Светловолосый, волосы с рыжинкой. Довольно высокий. Больше ничего не разглядела. Хотя вид у него был человека богатого.

– Они все выглядят богатыми. Я их такими и представляла.

– Я тоже. Так вот, жутко привлекательный мужчина. Умненько сработала наша Барти.

– Даже не верится, – поморщилась Венеция. – Наша праведная Барти. Пока милашка Джон воюет за родину и короля.

– Да, сестренка. А он ведь женат. Если это, конечно, был он.

– Час от часу не легче.

– Или, наоборот, легче, – сказала Адель. – Никогда бы не подумала. Как бы нам поподробнее разнюхать?

– Спроси чего полегче. Сама она ни за что не скажет. Жалко мне симпатягу Джона. А тебе?

– Просто до жути жалко. Такой идеальный мужчина.

– Как и она. Нам-то ее все время пихали как образец для подражания. Но образец-то с изъянчиком. Я обязательно должна рассказать Бою. Он всегда восхищался Барти. Говорит, он знал, что Барти его осуждала… ну, за ту историю. Он будет шокирован.

Сестры позвали Боя якобы затем, чтобы выпить с ним, и поделились неожиданным открытием. Бой не был шокирован, однако новость изумила его.

– Да, девочки, ситуация интригующая. Но думаю, нам не стоит делать поспешные выводы.

Близняшки переглянулись и вопросительно поглядели на Боя.

– Бой! Уж кто бы говорил! – бросила ему Венеция. – Выводы напрашиваются сами собой. Эта образцовая Барти помолвлена с одним, а крутит роман с другим. С богатым мерзавцем, если верить оценкам Мод.

– Чьим? Ах, Мод. Начнем с того, что вы не знаете наверняка: он это или нет. Она могла познакомиться и с каким-то другим американцем. Их тут до чертиков. Кажется, численность американского контингента в Европе достигла почти полутора миллионов.

– Итак, это один из полутора миллионов, – сказала Адель. – Я его видела, и он вполне может оказаться братом Мод. Тот же цвет волос, похожий взгляд.

– Время покажет, – заявил Бой. – Никак кто-то из вас собрался припереть Барти к стенке?

– Ни в коем случае, – хором ответили близняшки.

Адель поделилась своим неожиданным открытием с Себастьяном. Она не собиралась ему говорить, но сказала. Ей было грустно видеть Барти в компании американца. Сама она хранила верность Люку и была полна решимости дожидаться его. Вероломство Барти шокировало и огорчило ее. Окружающий мир все больше лишался своих главных ценностей. Вот и Барти соскользнула с пути истинного. У Адели это до сих пор не укладывалось в голове. Добродетельная Барти, всегда такая разборчивая и строгая в вопросах морали, предавала человека, которого, как им всем казалось, она любила. В том, что Джон горячо любил ее, не сомневался никто. Что творится с миром? Казалось, еще совсем недавно такие понятия, как «любовь» и «верность», не были просто словами. Люди думали, прежде чем что-то пообещать, а данные обещания выполняли. Помолвка была святым ритуалом. Неужели война, разрушая города и дороги, одновременно разрушала честность и идеалы?

Случившееся заставило Адель задуматься о своей жизни и понять, как же мало там чего-то постоянного, определенного. Ее ожидания… Не являются ли и они иллюзией? Ее будущее и даже ее прошлое были под вопросом. Все поводы для счастья выглядели пугающе хрупкими, а надежды казались невероятно глупыми. Возможно, Люк по-прежнему жив и его парижская жизнь протекает в относительной безопасности. Прошло более девяти месяцев с момента его последнего письма. Трудно представить, чтобы он молчал так долго. Адель начинала все отчетливее сознавать, что она проигрывает сражение с жизнью. Одинокая, покинутая, никому не нужная.