Иосиф Кантор - Моисей. Тайна 11-й заповеди Исхода

Мечты были такими дерзкими и такими приятными, что аж дух захватывало. «Умный достигает блага на деле, а глупец в мечтах», – говорят египтяне, и они тысячекратно правы. Вместо того чтобы мечтать о несбыточном, надо было обезопасить себя от наветов, а Нафан этого не сделал. Он считал свое положение возле фараона прочным и продолжал считать так даже тогда, когда Моисей начал досаждать фараону, требуя, чтобы тот отпустил евреев в пустыню для совершения молитв и принесения жертв. «Где Моисей и где я?» – думал Нафан. Он сторонился своих соотечественников, общался с египтянами, посещал храмы египетских богов и считал, что он больше египтянин, нежели еврей.

Но настал день, и Нафан услышал от фараона: «Поистине нет верных среди евреев, и не помнят они никакого добра». Это случилось после того, как сильный град уничтожил урожаи по всему Египту, а то немногое, что осталось на полях, пожрала налетевшая саранча. Нафан пал ниц перед владыкой и стал уверять его в своей преданности ему лично и всему египетскому, но в ответ услышал язвительное: «Сбрил бы сначала бороду, а потом бы уже представлялся египтянином! Поди прочь с глаз моих!»

Если фараон гонит тебя прочь, то медлить нельзя, ибо медлительные в исполнении повелений владыки попадают в руки палача. И оставаться поблизости тоже нельзя, ведь сколько раз случалось так, что вздорный и переменчивый в решениях Мернептах сначала прогонял кого-то из приближенных, а потом посылал к нему воинов, чтобы те убили его. Вот и пришлось Нафану возвращаться к своему народу и менять покровительство фараона на покровительство Моисея («Ох, неравноценная это замена, – думал Нафан, сокрушаясь, – все равно, что сменять золотой слиток на кусок позеленевшей меди»). Хорошо еще, что бороду Нафан не сбрил, что теперь можно было преподнести как выражение верности еврейскому народу и еврейским традициям.

На самом же деле Нафан носил бороду, хоть она и изрядно мешала ему во время жизни среди египтян, не по каким-то высшим соображениям, а по весьма простой причине. Дело в том, что подбородок Нафана был сильно скошен кзади, а скошенный подбородок есть не что иное, как признак недостатка ума и чрезмерного сластолюбия. К тому же лицо со скошенным подбородком (особенно если он сочетается с крупным, похожим на птичий клюв носом) смотрится смешно, как-то по-птичьи, легкомысленно смотрится, а лекарь не может позволить себе выглядеть подобным образом. Лекарь должен внушать почтение, иначе он ничего не сможет заработать и будет вынужден просить милостыню. Вот и носил Нафан бороду, и, как оказалось, носил не зря. Воистину неисповедима Высшая воля, и не дано человеку знать, в чем заключены его несчастья, а в чем – его благо.

Так или иначе, но Нафан был принят своим народом и занял положение, подобающее его знаниям и умениям. Увы, положение это не шло ни в какое сравнение с тем, что имел Нафан в Египте, но что толку жалеть об утраченном? Надо радоваться тому, что имеешь. В конце концов, он – Нафан, сын Потифара, один из лучших лекарей среди евреев. Да что там «один из лучших»! Самый лучший! Разве что сестру Моисея Мариам почитают больше, но она повитуха и сестра самого вождя. К тому же Мариам – повитуха, а не целительница, и если кому-то даст она мазь от ран или настойку для поддержания сил, так это ничего не значит. Все равно по серьезным поводам обращаются к нему, Нафану. По приходе в Землю Обетованную он сумеет обеспечить себе достойное положение и на сей раз будет начеку, чтобы никакие завистники не смогли бы причинить ему вреда.

Это в худшем случае, а в лучшем он сможет вернуться в Египет и снова занять место придворного лекаря фараона. Провидение сжалилось над Нафаном, как над безвинно пострадавшим, и еще до начала Исхода послало ему шанс вернуть себе былое величие… Римос, верховный жрец бога Ра, один из троих главных недоброжелателей, накануне Исхода прислал письмо, в котором называл Нафана «возлюбленным братом» и «достойнейшим из слуг фараона». Никто не ожидал, что Мернептах все же отпустит евреев, но Римос предвидел такой исход событий и постарался приобрести себе если не друга, то союзника среди евреев. С учетом того, сколько зла причинил Нафану Римос, говорить о дружбе между ними не следовало, но любые враги могут стать союзниками, если обстоятельства изменятся.

Иногда Нафан думал, что предвидение Римоса простиралось гораздо дальше. Римос мог намеренно способствовать удалению Нафана из дворца, зная, что вскоре фараон будет вынужден отпустить евреев, что евреи уйдут навсегда и что преследование их может быть затруднительно. Римос мог строить козни против Нафана не из-за нерасположения или зависти, а для того, чтобы Нафан смог бы вернуться к евреям и уйти с ними. Римос не интриговал, а дальновидно готовил себе союзника в еврейском стане и обеспечил ему необходимую репутацию. Жрецы искушены в интригах и обладают даром предвидения, а верховный жрец бога Ра по праву считается умнейшим среди них.

«Какая разница, чего именно добивался Римос, – говорил себе Нафан, когда от дум начинала болеть голова. – Суть в том, что я могу уйти, а могу вернуться, и в любом случае мне будет благо. Что же касается Римоса, то когда-нибудь придет время рассчитаться с ним за все…»

Но для того, чтобы рассчитаться с Римосом и остальными врагами, следовало вернуть себе былое положение при фараоне, а для этого многое предстояло сделать.

Иногда Нафану хотелось оставить все, как есть. Иногда ему хотелось повернуть все вспять. Но в любом случае фараон в его глазах был предпочтительнее Моисея хотя бы тем, что с фараоном можно было породниться, а с Моисеем нет, потому что у фараона много дочерей, а у Моисея нет ни одной.

Таково свойство мечтаний – они не оставляют человека даже тогда, когда для них не остается никаких оснований. Нафан был прогнан фараоном, Нафан ушел из Египта вместе со своими соотечественниками, но мысли о возможности стать сначала зятем, а затем преемником фараона не покидали его. Даже если бы Римос не прислал письмо, Нафан все равно бы продолжал мечтать об этом.

«Состояние можно утратить, – говорят египтяне, – а вот заблуждения никогда».

Римос требовал многого, но награда, обещанная им в случае успеха, стоила тех усилий, которые надо было приложить. С другой стороны, в случае неудачи Нафан не оставался ни с чем. Он сохранял свое положение среди евреев, и это положение позволяло ему жить, не бедствуя. Участь лекаря отличается в лучшую сторону от участи землепашца или воина. Не приходится чрезмерно трудиться, поливая землю не только водой, но и своим потом. Не приходится рисковать жизнью и ходить в походы. Главное – это уметь произвести впечатление и дать страждущему то, что он хочет. Одни хотят ласкового слова, другие – покоя и сладостей, третьи же – горьких снадобий, способных вывернуть наизнанку не только желудок, но и саму душу. Смысл лечения заключается в том, чтобы пациент был доволен лекарем, тогда число пациентов будет прибывать, а доходы умножатся. «Лечи, сын мой, не хворь, а ее обладателя», – наставлял отец. Нафан запомнил это наставление. С болезнью тоже надо считаться, потому что лихорадка лечится совсем не так, как вздутие живота, но в первую очередь хороший лекарь оценивает не то, с какой болезнью он имеет дело, а с каким пациентом. Взять, к примеру, Моисея и Аарона, этих двух неугомонных братьев, возмутителей спокойствия и проклятье еврейского народа. По Моисею сразу видно, что его надо лечить горькими снадобьями, чтобы помучился как следует. А Аарону будет достаточно покоя и чего-то приятного, вроде меда, смешанного с душистыми травами. Хотя, будь на то воля Нафана, он бы с превеликим удовольствием напоил обоих братьев настойкой листьев сичрона, чтобы они уснули и больше никогда не проснулись. Не нравится им, что евреи находятся в услужении у египтян и делают для них кирпичи? Так уж устроен мир – один служит другому, один делает кирпичи, другой строит из них дома, а третьи живут в этих домах и помыкают остальными. Разве в Земле Обетованной никому не придется пасти скот, делать кирпичи или рыть каналы? Или там эти работы станут выполнять рабы из числа хеттов или амалекитян? Пусть кто-то попробует сначала покорить этих амалекитян… Может, Моисей того хочет? Нет, Нафан был уверен, что Моисей не хочет ни с кем воевать. Он хочет стать царем евреев. Закономерное, в общем-то, желание для приемного сына дочери фараона. Впрочем, у Моисея была реальная возможность стать фараоном. Проявил бы себя с хорошей стороны, подольстился бы к Рамсесу II и мог бы стать его наследником вместо Мернептаха. А мог бы и с Мернептахом, который приходится ему дядюшкой (подумать только!) поладить, вместо того чтобы убивать египтян и спасаться бегством. Поговаривают, что Моисею и во время его скитаний улыбнулась удача – какое-то время он был мужем дочери правителя страны Куш. Но Моисей и это счастье упустил между пальцев, подобно тому как упускают воду. Теперь вот решил утвердить свою власть над евреями! Должно быть, он уже понял, во что ввязался, но из-за непомерной гордыни своей не может отступиться от намеченного. Нет худшей доли среди правителей, чем управлять евреями, народом, который вечно недоволен тем, что он имеет. Живя в Египте, евреи мечтают покинуть его, покинув же, мечтают вернуться. И так будет всегда. Они и в Земле Обетованной скажут Моисею: «В Египте мы жили лучше» или «В пустыне, когда мы шли сюда, мы испытывали меньше лишений». При всей своей кажущейся мудрости, которая есть не что иное, как ложная видимость, Моисей глуп и не отличает выгодного от невыгодного. Такие, как Моисей, всегда остаются ни с чем, а такие, как Нафан, всегда соблюдают свою выгоду. Почему? Потому что знают, как надо играть в игру под названием «жизнь», чтобы всегда выигрывать. Жизнь – сложная игра, это вам не сенет [21], хотя и в сенете есть свои тонкости и свои уловки.