Сьюзан Ховач - Наследство Пенмаров

Меня это развеселило, но мать, конечно же, обиделась.

— Надеюсь, ты не станешь синим чулком, Лиззи, — холодно произнесла она. — Всем известно, что мужчины презирают агрессивно интеллектуальных женщин и предпочитают девушек с более мягкими, женственными вкусами. Если ты будешь открыто заявлять о своем отвращении к материнству, мужчины станут избегать тебя.

— А меня это не волнует, — сказала Лиззи. — Все равно большинство мужчин глупы. Я даже не уверена, хочу ли замуж.

— Что ж, дорогая, если ты в ближайшее время не займешься своей внешностью, то вполне может случиться, что никто тебя замуж и не позовет. Зачем ты так много ешь? Ты от этого полнеешь, а от сладостей у тебя появляются прыщи. Неужели ты и в самом деле моешь голову раз в неделю? Грязные волосы — это так некрасиво.

— Прекрасно, — сердито сказала Лиззи. — Волосы у меня грязные, я толстая и прыщавая. Но мне все равно! Ты, может быть, и думаешь, что самое главное для женщины — это быть красивой, удачно выйти замуж и родить много прекрасных детей, да почему бы тебе и не думать так? Ты всю жизнь только этим и занималась! И что в этом такого особенного? Любая дура может выйти замуж и родить ребенка. Я же сделаю что-нибудь особенное!

Я почувствовал, что пора вмешаться.

— Заткнись, Лиззи, — коротко сказал я. — Ты очень груба с мамой.

— А она возмутительно груба со мной! — закричала разъяренная Лиззи. — И почему она ожидает, что я буду вежлива? Родители позволяют себе чудовищные вещи по отношению к детям и думают, что это им сойдет с рук. Нет, я не извинюсь, Филип! Если бы ты не был так ею одержим, ты бы понял, что она во всем виновата. Ах, мужчины невыносимы! Только Джан-Ив разумный. — И она вылетела с фермы.

Через неделю она вернулась в школу, и мы долго ее не видели, а из Челтнема она ни разу не написала матери.

Осенью 1922 года Жанна ушла в монастырь, Лиззи закончила школу и поступила в Кембридж на классическое отделение. Я был удивлен, что отец на это согласился, поскольку знал, что он не признает высшего образования для женщин, но, очевидно, он более не мог бороться с не по-женски сильной тягой Лиззи к знаниям, а она продолжала восторгаться университетской жизнью. Мы по-прежнему редко ее видели, но незадолго до Рождества 1922 года она вернулась в Корнуолл на пару недель и на следующий день после приезда пришла на ферму. Не ожидая гостей, мать уехала в Зиллан, а я, поскольку было воскресенье, был дома, и мне пришлось развлекать Лиззи в гостиной до прихода матери. Поначалу я не знал, о чем с ней говорить, но волноваться мне не следовало; я и забыл, что Лиззи всегда было что сказать.

— …Поэтому мне кажется, что даже ты его теперь пожалеешь, — услышал я, когда мне удалось сосредоточиться на разговоре. Мне надоел длинный панегирик Кембриджу. — Подумай сам, Маркус мертв, Мариана в Шотландии, Жанна — в монастыре, я — в Кембридже, Джан-Ив — в Итоне, а ты для папы — отрезанный ломоть. И кто остается ему для компании? Конечно, Хью заходит два-три раза в неделю и просто сбивается с ног, изображая почтительного сына, но у них с папой мало общего, и они быстро надоедают друг другу, хотя и сохраняют приличия. Правда, Адриан приедет на Рождество на этой неделе, но он слишком занят подготовкой к священническому сану, а в свободное время занимается благотворительностью, поэтому теперь редко приезжает в Пенмаррик. Остается Уильям, но он плохой компаньон, потому что по меньшей мере три вечера в неделю проводит у Чарити Рослин — хоть бы он на ней уже женился! Кому какое дело, что она когда-то была местной гулящей? Нет, правда, если задуматься, папе повезло, что у него есть Элис Пенмар. Если бы не она, ему бы было очень одиноко.

Элис Пенмар.

Я вспомнил ту ужасную сцену у отца в кабинете перед войной. Элис в то время была влюблена в меня, во всяком случае, она так говорила, но это было очень, очень давно, времена переменились, и люди тоже.

— Интересно, правда? — продолжала тараторить Лиззи. — Я и Элис плохо ладим — она слишком любит командовать, слишком уверена в себе! — но, должна признать, разговаривать с ней интересно, она явно не дура. Она всегда ужинает с папой, когда Уильям остается у Чарити и дома больше никого нет. Они с папой очень… дружат.

После минутного размышления я осторожно спросил:

— Ты думаешь, она старается с ним подружиться?

— Ты хочешь сказать, что она — его любовница? — с интересом спросила Лиззи. — Я так не думаю. Мы с Джан-Ивом потихоньку об этом спорим. Он думает, что да, но я не уверена. Элис не такая. Я не говорю, что все нецеломудренные женщины должны выглядеть, как Чарити Рослин, но мне кажется, что в них что-то должно быть, а этого чего-то в Элис нет. Она такая чопорная, такая правильная, так похожа на синий чулок! Я просто не представляю, что она и папа — ну, ты понимаешь, о чем я… Но Джан-Ив не согласен. Говорит, что Элис как раз из тех, кто может забыть о добродетели просто от отчаяния. А ты что думаешь?

У меня на языке вертелся вопрос о Джан-Иве, о котором она так часто говорила, но я не стал задавать его. На самом деле Джан-Ив меня не слишком интересовал; мы никогда не виделись, потому что он не приходил на ферму, и я давно решил, что мы навсегда останемся чужими.

— Как ты думаешь, Филип? — повторила Лиззи, возвращая меня к мыслям об Элис Пенмар. — Ты можешь представить себе Элис падшей женщиной?

Я издал короткий смешок и подошел к окну, чтобы посмотреть, не возвращается ли мать из Зиллана.

— Ты ведешь слишком откровенные разговоры, Лиззи. Это результат продвинутого образования? — сказал я, думая совершенно о другом.

Я думал о том, что, по слухам, законы о разводе могут измениться, и женщина сможет претендовать на развод единственно на основании измены, а не как до сих пор, когда ей требовалось доказать, что муж с ней не живет. Думал о том, что отец не захочет, чтобы внучка его давнего и ценного друга, зилланского священника, была замешана в скверном скандале. Я думал о том, что если буду осторожен, если у меня будет достаточно доказательств и если законы изменятся в пользу матери, то смогу нащупать отцовскую ахиллесову пяту, а эта ахиллесова пята была бы мне очень полезна в случае, если на шахте в будущем возникнут серьезные проблемы.

— Да-да, очень интересная мысль, — сказал я наконец Лиззи. — Надо об этом подумать.

Вскоре после этого у нас с отцом снова возникли трения. После нашей последней ссоры наступило затишье, но я знал, что рано или поздно мы опять схлестнемся. В 1923 году, после того как шахта платила изрядные дивиденды в течение трех лет, для Сеннен-Гарт наступили плохие времена и она понесла убытки. Из-за неисправного оборудования произошел несчастный случай, и, конечно же, мне ничего не оставалось, как немедленно заменить его на этом участке, чтобы поддержать стандарты безопасности, которыми шахта уже славилась. Поскольку свободных денег не было, мне пришлось взять кредит. Кредит был небольшим, но пришлось платить проценты, и поэтому еще больше живых денег будто ушло в песок.