Иосиф Кантор - Ной. Всемирный потоп

За первыми всадниками выстроился еще один ряд, затем на луг, сопровождаемая шестью воинами исполинского роста на слоноподобных конях, въехала ослепительно сияющая в лучах солнца повозка правителя. Повозка была деревянной, из предосторожности поверх дерева крытой медными листами. Стрела с железным наконечником, пущенная сильной рукой из тугого лука, может пробить дерево, но не медь. Помимо безопасности медные листы добавляли величия – надраенная медь своим сиянием напоминала всем о том, что на земле есть свое солнце – правитель Явал.

Церемониал встречи Явала требовал расстилки ковров перед повозкой, потому что нога правителя не должна ступать на голую землю или на траву. Особо угодливые коленопреклоненно сгибались перед повозкой, подставляя правителю свои спины вместо ступеньки. Ной и сыновья его ограничились поклонами, точно такими же, какими любой хозяин встречает гостя. Явал от такого приема вознегодовал еще больше и выразил свой гнев тем, что не стал выходить из повозки и говорил с Ноем не напрямую, а через глашатая, подобно тому, как говорил с преступниками и теми, кто как-то перед ним провинился. Считалось, что только лучшие из числа подданных могут удостоиться внимания правителя и чести вести с ним беседу.

По приказу Явала вплотную к его повозке подъехал всадник в ярко-желтой одежде глашатая. Явал говорил, а глашатай кричал сказанное им Ною и повторял сказанное Ноем для правителя.

Староста Сех сидел на коне позади повозки, среди придворных, сопровождавших Явала в поездке. Печаль Сеха была велика – он боялся, что правитель может распространить свой гнев и на него. Справедливость была чужда Явалу, и все это знали.

Приблизиться Явал Ною не приказал. У правителя было правило – не приближать к себе непокорных или тех, в чьей покорности он сомневался. Так и разговаривали они, через ряды всадников, не видя друг друга.

– «Что ты строишь?» – спрашивает правитель Явал! – громко выкрикнул глашатай.

– Я строю Ковчег! – привычно ответил Ной.

– «Зачем ты его строишь на суше?» – спрашивает правитель Явал!

– Чтобы войти в него и жить там!

– «Тебе мало дома твоего?» – спрашивает правитель Явал!

– Есть свое время у дома и есть свое время Ковчега!

– «Ты не лжешь?» – спрашивает правитель Явал!

– Я никогда не лгу!

– «Кто надоумил тебя строить ковчег?» – спрашивает правитель Явал!

– Господь наш повелел мне сделать это. Ненадолго воцарилось молчание.

– «Ты похож на безумца» – говорит правитель Явал!

– Я не могу судить об этом. Со стороны виднее.

– «Почему ты столь дерзок? Разве у тебя две жизни?» – спрашивает правитель Явал!

– Я не сказал ни одного дерзкого слова! – возразил Ной. – А жизней у меня столько, сколько даст Господь.

– «Сколько у тебя жизней, очень легко проверить», – говорит правитель Явал!

– Жизнь моя в руке Божьей! – ответил Ной, повышая голос до громкого крика.

Вот это уже была дерзость из дерзостей, прямое напоминание, что над правителем есть Бог. По неподвижно стоявшей свите словно волна пробежала – кто-то переглянулся с соседом, кто-то зашевелил губами. Правитель нахмурился и в гневе начал раздувать щеки, отчего казалось, что борода его ожила.

– «Жизнь твоя в моих руках, но сегодня я милостив и не расположен карать», – говорит правитель Явал!

Полагалось пасть ниц и благодарить милостивого правителя, но Ной воздержался от этого и от ответа тоже воздержался. «Сегодня я милостив» в устах Я вала или от его имени звучало странно. Вряд ли в жизни правителя был хоть один день, когда он на самом деле был милостив и никого не карал. Говорили, что в столице, у восточных ворот дворца Я вала, ежедневно появляется чья-то свеже-отрубленная голова, а подчас и несколько сразу. О битых кнутами или палками и говорить нечего, тех считают десятками. Милостив Явал, так милостив, что не знают люди, как спастись от его милости, да не коснется она никого!

– «Ты проглотил язык?!» – спрашивает правитель Явал!

– Нет, язык мой при мне.

– Тогда почему не отвечаешь?! – Глашатай умолк, но тут же испуганно добавил: – Спрашивает правитель Явал!

– Мне нечего ответить, – сказал Ной.

Спустя несколько мгновений цепи всадников разомкнулись, пропуская вперед троих – старосту Сеха и двух незнакомых Ною стражников. Сех предпочитал набирать стражников из числа пришлых людей, считая, что они, не имея никаких связей с жителями и обязательств перед ними, станут лучше нести свою службу.

Рядом с воинами правителя стражники, одетые кто во что горазд и не имевшие ни лат, ни выправки, выглядели жалко. Сознавая это, они держались надменней своего начальника Сеха, пытаясь прикрыть надменностью собственное ничтожество.

– Правитель Явал, да живет и правит он вечно, мудрейший и справедливейший, повелел бросить вас в темницу, где вы будете ожидать решения своей участи! – объявил Сех и в глазах его сверкнуло торжество.

– Храните спокойствие, дети мои, – поспешил сказать Ной, опасаясь, что кто-то из сыновей его может проявить неблагоразумие. – Господь с нами.

Один из стражников спешился и отвязал от седла моток веревки. Ной, подавая пример сыновьям, протянул сложенные вместе руки вперед. Стражник туго связал их и перешел к Хаму. Веревка не только врезалась в руки, но и немилосердно кололась, вызывая зуд, но Ной нашел в себе силы улыбаться. Глядя на него, выдавил из себя улыбку и Иафет. Сим нахмурился, а Хаму, казалось, было все равно, потому что лицо его выражало безразличие.

– Безгранична мудрость правителя Явала! Велика его власть! Он справедлив и карает по заслугам! – надрывался Сех, гарцуя на своем коне и то и дело оглядываясь назад – слышат ли все, как он славит правителя, видят ли, как он исполняет его волю?

Но никому не было ровным счетом никакого дела до Сеха. Повозка правителя разворачивалась и всадники, развернув коней, окружали ее кольцом. Явал увидел Ковчег, Я вал велел взять под стражу его строителей, Явал мог возвращаться в свой дворец.

– Бросьте их в яму и сторожите как должно! – распорядился Сех и поскакал вслед за правителем.

Без начальника стражники почувствовали себя свободнее – в движениях их появилась нарочитая ленца, а на лицах – кривые усмешки. Тот, что вязал Ноя с сыновьями, прикрепил свободный конец веревки к седлу, забрался на коня, но ехать не спешил – ждал, пока уедет вперед правитель. Другой, постарше и погрузнее телом, наоборот, спешился и, таща коня за собой в поводу, подошел к Ковчегу. Потрогал рукой, ковырнул ногтем, постучал и одобрил:

– Хорошая работа!

– Работа, может, и хорошая, только никому не нужная, – сказал его напарник, переводя взгляд с Ковчега на Ноя и обратно. – Колес у него нет, по земле он не поедет, а если бы и были, то такую громаду даже сорок лошадей с места не стронут. Кому он нужен?