Иосиф Кантор - Ной. Всемирный потоп

– Именно так, повелитель! – подтвердила Агуна и, наконец-то, позволила себе распрямить затекшую спину.

– Власть моя станет безграничной… – мечтал вслух Явал. – Куда не смогут дойти мои воины, туда долетят они, чтобы утвердить мою власть!

«Увидела кошка мышь и начала уже облизываться, но спустился с неба коршун и схватил мышь под носом у кошки, – ехидно подумала Агуна. – Мы еще посмотрим, кому достанется летучий корабль Ноя! Мы еще посмотрим, чьей мудростью будут восхищаться!»

Лицо Я вала расплылось в улыбке. То было очень редкое зрелище, которое мало кому доводилось видеть. Но очень скоро улыбка исчезла.

– Я же повелел бросить Ноя с сыновьями в яму и как раз собирался придумать для них наказание, достойное их дерзости! – вспомнил Явал. – Как мне отменить мое решение? Люди скажут: «Наш правитель выжил из ума, сегодня он велит бросить в яму, а завтра отпускает» – и перестанут бояться меня! «Сегодня наш правитель велит бросить в яму, а завтра велит отрубить голову» – вот как должны говорить подданные! Я в затруднении, Агуна!

– Кого интересует этот безумец, чтобы вспоминать о нем и интересоваться его судьбой, – пренебрежительно скривилась Агуна.

Явал уловил совет, скрытый в ее словах.

– Проявить милость к безумцу можно. Лишенные ума уже наказаны, незачем наказывать их повторно. Я так и скажу: «Дарую милость свою безумному Ною, пусть видят все, что Явал не только карает, но и милует»!

– Это еще больше расположит к правителю сердца подданных! – елейным голосом «восхитилась» Агуна. – Они скажут: «нет добра нигде, кроме как у правителя нашего, да живет он вечно и вечно правит нами»!

– Быть по сему! – решил Явал. – Иди и скажи, чтобы ко мне позвали писца и скорохода. Нечего этим лодырям отдыхать на моем содержании! Пусть завтра же продолжают работу!..

К зловонию привыкаешь быстро. Вот оно досаждает, да так, что невозможно вздохнуть полной грудью, а вот уже его нет – исчезло неизвестно куда. Воду стражник спускал дважды, хлеб принес не черствый, а свежий, да добавил к нему вяленой козлятины, ценной тем, что жевать ее надо долго, пока пожуешь – уже сыт. Еду стражник не швырял вниз, а завернул в какое-то тряпье, ветхое, но чистое, и спустил на веревке. Но когда Ною захотелось поблагодарить стражника и расспросить его о том, как его зовут, откуда он родом и знает ли он какое другое ремесло, кроме этого, стражник тут же посуровел и грубовато прикрикнул на Ноя, советуя замолчать. Ной огорчился – еще не совсем потерянный человек этот стражник, есть в нем проблески добра, но не желает он повернуться к добру еще больше.

Внизу на стене был выступ, на который можно было присесть, небольшой и не очень удобный, но достаточный для отдыха. Ной настаивал, чтобы сидеть всем по очереди, но сыновья наотрез отказались садиться, заявив, что если не будет сидеть он, отец их, то не сядет никто.

Когда Ной сел, Сим и Иафет встали по бокам от него, предохраняя его своими телами от падения, а Хам встал напротив и начал рассказывать разные интересные случаи из жизни, те, что видел сам, и те, о которых только слышал. Рассказывал Хам хорошо – менял голос, подражая тем, о ком шла речь, где надо хмурился, где надо – улыбался. Его рассказ был не столько рассказом, сколько представлением нескольких актеров. «Какой он искусный лицедей, – думал Ной, – как он владеет лицом и голосом, как искусно притворяется. Если закрыть глаза, то можно подумать, что слышишь нескольких людей, а не одного Хама… Такой человек, если захочет обмануть, то легко обманет. Ох, как же тяжко мне подозревать его…»

Вдруг захотелось, чтобы здесь не было бы Сима и Иафета. Оставшись наедине с Хамом здесь, в яме, в тяжелом положении, когда родственные связи значат особенно много, можно было бы надеяться на откровенность… «Довольно! – оборвал себя Ной. – Сколько можно уповать на откровенность того, кому веришь, но веришь не до конца, то есть – не веришь? Надо приложить силы к тому, чтобы узнать имя убийцы Ирада! Даже рыба в воде ненадолго, но оставляет след за собой. Не может быть так, чтобы убийца Ирада не оставил следов! Если сердцу не удается убедить разум, то пусть разум убеждает сердце!

Как только выйду отсюда, поговорю с Эмзарой, – решил Ной. – Попрошу ее помириться с Хоар для того, чтобы можно было через Эмзару узнавать то, что потребуется узнать. Хоар может не знать всего и не догадываться обо всем, но она – тот ключ, которым можно отпереть ларец, хранящий тайну убийства. Не было у несчастного Ирада человека ближе Хоар, и вряд ли были у него от жены какие-то тайны. Нет, решено – Эмзара должна помириться с Хоар! Обе они вспыльчивы, но отходчивы и сердца у них добрые. Эмзара, сама того не желая, могла проявить неуместную настойчивость, или же как-то еще досадить Хоар. Есть у Эмзары такое свойство – иногда она бывает резкой, не говорит, а словно камни бросает. Домочадцы привыкли к этому и не обижаются. Знают, что не со зла она так ведет себя и не оттого, что хочет показать свое превосходство, а просто таков характер. Но Хоар, с непривычки, могла подумать иначе… А то, может, самому поговорить с Хоар? Не наедине, конечно, чтобы не давать пищи ни подозрениям, ни слухам, а взять с собой Сима… Или лучше прийти с Эмзарой и сказать: «Женщины, да будет мир между вами!». Так, наверное, получится лучше всего».

Пребывание в яме не угнетало Ноя и не лишало его бодрости духа. Он знал, что оно будет недолгим и закончится тем, что и он, и сыновья его продолжат строить Ковчег. Иначе и быть не может, ведь сказал Господь: «С тобою будет у Меня договор, что Я беру тебя под свое покровительство. Ты войдешь в ковчег – с сыновьями, женой и женами сыновей…». Раз сказал Он, так и будет, ибо нет воли, сильнее, чем воля Его. А яма – это ненадолго, яма – это напоминание о том, что в жизни надо быть готовым ко всему – и к хорошему, и к плохому. Высший промысел неисповедим, но всегда должно принимать его без ропота и сомнения.

«Или то – предостережение одному из нас?! – вдруг ужаснулся Ной. – Не всем, но одному говорит Господь: «опомнись и раскайся», а остальным троим должно быть рядом, чтобы поддержать грешника в его благих намерениях? Я сижу – и радуюсь тому, что сыновья мои стоят по бокам от меня. Мне хорошо от этого, но тому, кто готовится встать на трудный путь покаяния от поддержки родных, стократ лучше!».

Дождавшись, пока Хам закончит очередной рассказ, Ной сказал:

– Дети мои, Сим, Хам и Иафет! Яма, в которой мы находимся, есть напоминание свыше о том, что каждый из нас, вольно или невольно, творил дурное. Не правитель, который смешон в своем ничтожестве, хоть и тщится доказать обратное, отправил нас сюда. Нас отправил Всевышний, чтобы мы подумали о грехах своих, осознали их, покаялись и впредь уже не грешили! Мы не можем войти в Ковчег, не очистившись от грехов наших, ибо только раскаяние ведет к спасению. Так давайте же покаемся перед Господом нашим и друг перед другом! Я старше вас, и я начну первым…