Лоуренс Норфолк - Пир Джона Сатурналла

— Вам придется поторопиться, — сказала Лукреция, и Джону показалось, что голос у нее несколько смягчился.

Он поднял взгляд от тарелки:

— И не посмаковать эти блюда, воздавая им должное?

Она недоверчиво хмыкнула:

— Разве они стоят того, чтобы их смаковать?

— О да, ваша светлость. Безусловно.

Не тень ли удовольствия мелькнула на ее лице? Джон зачерпнул еще ложку, прожевал и проглотил.

— Очень уж вы нерасторопны, мастер Сатурналл. Глядя на вас, можно подумать, что вам не хочется очистить свою тарелку.

— Почему не хочется? Просто я не могу есть быстрее, ваша светлость. — Он на мгновение застыл с ложкой у рта, словно осененный некой мыслью. — Разве что кто-нибудь пособит мне в этом приятном деле?

— Пособит?

Джон встал и выдвинул второе кресло:

— Не угодно ли вам сесть за стол со мной, леди Лукреция?

Он чувствовал себя так же, как в далекий зимний день, когда они вместе собирали каштаны: словно он осторожно ступает по замерзшему пруду и тонкий лед может проломиться под ним в любую минуту. За окном кружил снег, падал густыми хлопьями, все толще устилая землю, налипая на разбитые стекла старой оранжереи. Темные глаза Лукреции пытливо вглядывались в него, как тогда, когда он склонился над ней в ее комнате, вдыхая сладкий запах печеных яблок и медвяных сливок, смешанный с ароматом ее кожи.

Он ждал. Наконец она медленно села:

— Вам и впрямь по вкусу мои кушанья?

— В жизни не ел ничего вкуснее.

— Едва ли я поверю такой лести, мастер Сатурналл.

— Это не лесть, ваша светлость, а истинная правда. — Зачерпнув ложкой из тарелки, Джон потянулся через стол. — Попробуй сама.

Сады Сатурна были разорены, столы его были разрушены. Сатурнов Пир был утрачен, как я говорил. Но ничто, по утверждению алхимиков, не исчезает всецело. Каждый год пресные воды Равнин сохраняются под солеными водами прилива. Каждую весну ковры зелени появляются из-под зимних снегов Долины. Всякое вещество сохраняется, даже если оно поддается воздействию дыма или копоти, и это известно даже самому неискушенному повару. Ибо меняется лишь внешняя форма, а сущность остается неизменной.

Повару в тягость читать о подобных предметах, для него привычнее корпеть над котлом, нежели над страницей. Но именно таким образом и сберегаются обычаи Сатурнова Пира.

Ева подала Адаму одно только яблоко. Но это все равно был Пир. Я подавал роскошные обеды королям и видел зажаренного на ветке кролика, насытившего простого погонщика лошадей. Я чуял ароматы изысканных блюд в дыме жалкого костерка, чье пугливое, слабое пламя не могло согреть кости маленького мальчика и его матери.

Повар не особенный среди людей, как мне сказали однажды. И Пир принадлежит не ему одному, как я некогда полагал. Сегодня моя любовь говорит мне иное. Сегодня второй Адам обихаживает свою Еву.

Он будет кормить ее, как кормил в былые дни, и, если у нее достанет любви к нему, она тоже похлопочет у очага и накормит его. Недра зимы стали для них стенами сада, где они сидят рука об руку в мирном согласии. И при благоволении древнего бога новый Адам и его темноокая Ева разделят друг с другом такую любовь, какой не изведали в пору, когда их мир был молод.

Такое вот знание я постиг, и оно открывается мне заново каждый год, когда мы с ней вдвоем собираем Сатурнов Пир.

Путь к публикации у этой книги был долгим и причудливым. Мне хотелось бы поблагодарить всех, кто поддерживал и подбадривал меня на всем его протяжении.

Представление о семнадцатом веке и кулинарии того времени я почерпнул из работ многих авторов, но в первую очередь из книги моего доброго друга Кейт Колкухон «Taste: The Story of Britain Through its Cooking». Среди прочих следует упомянуть весьма своеобразное в своей энциклопедичности сочинение «The Closet of Sir Kenelm Digby Opened» (1669) и поварскую книгу «The Accomplished Cook» (1660) Роберта Мэя, которая является «Миссис Битон» семнадцатого века. «Elinor Fettiplace’s Receipt Book» под редакцией Хилари Сперлинг (1604 и 1986) — замечательное практическое пособие по старинной кулинарии, как и «Siren Feasts» (1996) Эндрю Долби. Интересные рецепты салатов были найдены в «Acetaria» (1699) Джона Ивлина, а почти все остальные взяты из книги Джерваза Маркэма «The English Housewife» (1615).

Отдельную признательность я должен выразить многочисленным коллегам и друзьям, в частности А. С. Байетт (за магию и куклы), Дэвиду Митчеллу (за обсуждения сюжета), Дэвиду Муру, владельцу ресторанов «Pied-à-Terre» (за информацию о работе кухонь), Дагу Сейболду (за советы по сокращению романа) и Эмми Саунди (за «Elinor Fettiplace’s Receipt Book»). Хочу также поблагодарить работников издательства «Bloomsbury» (в порядке появления) Алексу фон Хиршберг, Александру Прингл, Джиллиан Стерн и Мэри Томлинсон, которые совместными усилиями превратили мое полусырое творение в пригодное для подачи на стол. Спасибо за помощь и советы всем им, искусным и неутомимым «книжным поварам».

В самом глубоком долгу я перед теми, кто находился рядом со мной дольше всех. Моя мать Ширли Блейк не только готовила для меня самые разнообразные блюда, но и научила меня готовить. Без нее замысел этой книги просто не родился бы. Мой литературный агент Кароль Блейк побудила меня взяться за работу, и ее вера в меня, преданность и дружеское участие поддерживали меня все время, пока я писал эти страницы. И наконец, я хочу выразить искреннюю благодарность и любовь своей жене Вините Райан, чья вера в меня подпитывала мою веру в собственные силы, не позволяя опустить руки посреди кухни. Все, что я пишу — или стряпаю — для других, посвящается ей.

Лоуренс Норфолк — гений.

Лоуренс Норфолк — один из лучших английских писателей своего поколения.

Блистательный, насыщенный историческими фактами роман о кулинарии и колдовстве.

Норфолк наводит на этот удивительный мир свою волшебную лупу, и тот предстает не исторической реконструкцией, а чудом из чудес, живым и цветущим… будто полузабытую детскую сказку излагает Жан-Батист Гренуй из «Парфюмера».

Эта книга — подлинный пир, она подобна столу, ломящемуся от искусно приготовленных яств.

Ну наконец-то — первый за двенадцать лет новый роман непревзойденного мастера исторической прозы.

Не жертвуя ни блестящей эрудицией, ни великолепным языком своих прошлых романов, на этот раз Норфолк сосредоточился на одиссее одного главного героя. Его пир — это изумительная метафора жизни во всем ее сочном многообразии, радостей мироздания, которых хватит на всех.