Ирина Измайлова - 1612. «Вставайте, люди Русские!»

— Это я приметил! — усмехнулся Хельмут.

— И вместо того, чтобы поскорее вынырнуть, я полез еще глубже, — продолжал Михайло. — И вдруг мой рак куда-то пропал, а я словно бы провалился в омут — подо мной оказалась глубокая яма. Чувствую — тянет меня туда течением, и все тут! Начни я барахтаться и сопротивляться, верно, потонул бы: воздуха-то в груди уж почти и не оставалось. Но я, опять же, поплыл вперед. Плыл долго, уже почти задохнулся, как вдруг надо мною показался слабый свет, и я вынырнул. И угадай, где же?

— Угадать нетрудно! — по лицу Хельмута было видно, что ему становится все интереснее. — Думаю, ты оказался в колодце Тайничной башни.

— Именно там! Сперва ничего не понял: колодец глубокий, вверху только-только свет видать, да видно, что вверху лестница начинается, и кругом — стены сырые, такие же, как колодезные, шире только. А на стенке колодца оказались железные скобы. Старые, иных уж и не было — выпали от времени. Я выкарабкался, поднялся по лестнице и, выглянув в бойницу, понял, куда забрался. А тут — шаги, стрельцы идут, охрана. Что мне оставалось делать? Я ведь не знал даже, не открыл ли себе во вред какой-то важной тайны. Мне было тогда десять годов, но рассказов о тайниках, подземных ходах и всяком таком прочем я слыхал уже много. К тому же и неловко было голышом-то показываться — все же сын окольничего, не чернь какая-нибудь… Я перекрестился да и нырнул снова в колодец! Воздуха в грудь набрал, сколько смог, поплыл, а когда под берегом оказался, меня вода вновь принялась толкать, обратно заносить. Я давай за корни цепляться, что из берега свисали. Так только и выбрался, вновь едва не задохшись.

— И никому про то не рассказал?! — изумился Шнелль.

В ответ Михаил только развел руками:

— Как не рассказать? Рассказал и Матвею, и Ерёмке. Но они мне не поверили, решили — нарочно все выдумал, чтоб похвалиться: вот, мол, как славно плаваю и ныряю!

— Теперь я понял! — в глубокой задумчивости Хельмут смотрел на четкий силуэт башни, над которым как раз в это время показались фигуры двоих польских стражников, медленно вышагивающих вдоль ее парапета. Они то скрывались за резными зубцами башни, то появлялись вновь.

— Ты понял, как мы проникнем в Кремль? — Михаил был слегка удивлен — ему казалось, что сообразительный Шнелль должен был понять это гораздо раньше.

— Это я сразу понял, — подтвердил его догадку немец. — А сейчас уразумел, для чего ты предложил мне вчера поутру обливаться водой из колодца. Проверял, смогу ли я плыть в ледяной воде?

Шейн искренне расхохотался.

— Нет, Хельмут, я не думал тогда об этом! Правда, не думал. Просто решил поглядеть, каков ты молодец не перед чужой саблей, а перед нашим морозцем. Другое дело, что потом об этом вспомнил и сообразил, что ты не струсишь и поплывешь со мной подо льдом да под берегом. Так?

— Так, — согласно кивнул Хельмут. — И теперь я знаю, для чего нужны бычьи пузыри и кожаные мешки, что мы сшили. В мешки сложим одежду, а в пузыри — пистолеты и пороховницы, верно?

— Вот видишь, тебе и объяснять ничего не надо! Мешки не пропустят много воды, однако одежда все же может потом оказаться влажной. А в бычьих пузырях порох останется сухим. Проплыть под берегом придется около двадцати саженей. Поэтому как следует натремся гусиным салом. А водки ты купил?

— А то нет? У нашей любезной бабки Параскевы, которая на радостях пообещала поминать нас в каждой молитве. Интересно, как? Имен-то она не знает. И не спросила — поняла, верно, что не назову. Умная бабка.

Они миновали Тайничную башню и, не сговариваясь, вновь повернули к противоположному берегу реки.

— Вечером и отправимся, — спокойно сказал Михаил.

— Я только не понимаю, что дальше? — Шнелль явно не страшился предстоящей безумной затеи, просто старался выяснить все подробности с настоящей германской дотошностью.

— Дальше? — переспросил Михаил.

— Ну да. От Тайничной башни ведь нужно же как-то добраться до Чудова монастыря, в котором содержат плененного патриарха. А это, если верить твоему великолепно сделанному чертежу, совсем не рядом.

— Я ждал этого вопроса, — воевода на всякий случай огляделся — нет, никто не шел за ними следом, на них, кажется, вообще не обращали внимания. — На моем чертеже все это нарисовано, просто я тебе не показывал. Сегодня покажу, чтобы ты, в случае, если что-то случится со мной, смог добраться и один. Неподалеку от Тайничной башни находится большой погреб — прежде в нем хранились мука и соль, сейчас, вероятно, он пуст. За ним — другой погреб, потом третий, и они соединяются меж собой. Выбравшись из последнего, мы должны будем пройти еще достаточно много по открытому пространству, и вот тут нам придется подумать, как вести себя, случись наткнуться на поляков или на кого-нибудь из наших продавшихся ляхам бояр.

— На этих не наткнемся, — усмехнулся Хельмут. — Не так давно полковник Гонсевский, в благодарность за «добрые услуги», выселил всех бояр, кроме членов боярского совета, за пределы Кремля. Потому как запасов стало совсем мало, есть скоро будет нечего, а значит, не стоит делиться с русскими. Они ахали, охали, однакоже их выставили в шею. Я думал, ты это знаешь.

— Не знал. И куда расползлись все эти прислужники иноземцев?

— Ну, как куда? В основном вселились в терема тех бояр, кого в прошлом году убили во время восстания и казнили за участие в нем и в ополчении. Опять же, кое-где там уже обосновались казаки Заруцкого, кои, само собой, места уступать не стали. Была потеха! Меня тогда здесь еще не было, но в Тверь прискакал гонец из Москвы и принялся все это обсказывать Ходкевичу. Тот ругался, будто торгаш на рынке, и махал руками, как мельница крыльями. Прав вообще-то: Москва и без того похожа на пороховой погреб, в Нижнем Новгороде засел князь Пожарский, вот-вот пойдет на Москву, а умный полковник решил, что ему мало ненависти русской черни и надо ополчить против себя еще и бояр.

— Нам это на руку! — усмехнулся воевода. — Хотя предателям верить нельзя, но, по крайней мере, они не встанут стеною за поляков, как то было в прошлом году.

— Кто ж их знает! — возразил Шнелль. — Если они смекнут, что ляхам придется убираться отсюда, то, само собою, предадут их, как прежде предали своих. Но не о них речь. Последний вопрос, Михаил, но, мне кажется, самый важный: как мы станем уходить оттуда? Только не говори мне, что собираешься нырять в колодец и плыть двадцать саженей в ледяной воде с восьмидесятилетним стариком.

Шейн едва не рассмеялся, вдруг, самым нелепым образом, представив себе такую возможность, но тотчас устыдился, украдкой осенил себя крестом и ответил товарищу с легким укором в голосе:

— Если б я тебе такое сказал, ты имел бы право послать меня куда подальше… С безумцем добра не жди. Обратно мы пойдем тоже через Тайничную башню. Уберем караульных внизу, взойдем на башню, убьем тех, что сверху, если и там будет караул, и спустимся по веревке. Веревку я приготовил. Само собой, одному из нас нужно будет спустить на себе Владыку. Думаю, и тебе, и мне это по силам.