Гэри Дженнингс - Ацтек

Так вот, в том ночном пиру, что было вполне справедливо, участвовали почти исключительно воины аколхуа, прибывшие в Теночтитлан в свите Несауальпилли. Чималпопоку представляло лишь символическое число пировавших текпанеков, а нас, мешикатль, было всего трое: я сам и мои непосредственные начальники — куачик Пожиратель Крови и воитель-Стрела Ксокок. Среди аколхуа оказался и тот солдат, которому в битве сперва отсекли, а потом пришили нос. Он с печалью поведал нам, что операция не увенчалась успехом: пришитый нос не прижился, почернел и в конце концов все-таки отвалился. Разумеется, мы дружно уверяли его, что он и без носа выглядит совсем неплохо, но этот воин, будучи человеком воспитанным, сидел в сторонке, чтобы не портить нам аппетит.

Каждому гостю предоставили весьма соблазнительно одетую женщину-ауаниме, которая накладывала ему с общих блюд лакомые кусочки, набивала и разжигала курительную трубку, наливала шоколад и октли и при желании удалялась с ним в один из расположенных вокруг трапезной и отделенных от нее занавесками маленьких альковов.

Да, господа писцы, вижу по вашим лицам, что вам неприятно это слышать, но ведь меня позвали сюда рассказывать правду. И то пиршество, на котором подавали человеческое мясо, и последующие греховные совокупления — все это происходило прямо здесь, в этом здании, где ныне находится резиденция благочестивого епископа.

Признаюсь, мне трудно припомнить все подробности, ибо в ту ночь я выкурил впервые в жизни покуитль (причем не один) и выпил много октли. Пробовать перебродивший сок магуйиш мне доводилось и раньше, но в тот раз я впервые употребил его в количестве, достаточном, чтобы затуманить сознание. Припоминаю, что собравшиеся воины похвалялись своими подвигами как в недавней битве, так и в прошлых войнах, а также что несколько раз провозглашались тосты за мою первую победу и мое быстрое повышение в чине. В какой-то момент все три Чтимых Глашатая оказали нам честь своим кратким появлением и подняли с нами чашу октли. Я смутно помню, что благодарил Несауальпилли — пьяно, неискренно и, возможно, бессвязно — за его щедрые дары, но что он ответил, да и ответил ли вообще, этого моя память не сохранила.

В конце концов, надо думать, под влиянием октли, я набрался смелости и увел одну из ауаниме в альков. Помнится, то была хорошенькая молодая женщина с волосами, искусно выкрашенными в цвет гиацинта. Поскольку главным ее занятием было доставлять удовольствие воинам, она хорошо знала свое дело и, кроме обычного соития, научила меня некоторым неведомым мне ранее способам наслаждения: испробовать их все и не выбиться при этом из сил мог только молодой человек, неутомимый и исполненный энергии. Я, со своей стороны, «ласкал ее цветами», то есть опробовал на партнерше кое-что из того, чему научился, глядя на сцену соблазнения Самой Утонченности. Эти знаки внимания ауаниме восприняла с явным удовольствием: по роду занятий она совокуплялась много и часто, но исключительно с мужчинами, причем в основном с грубыми, так что с подобной изысканностью никогда не сталкивалась. Полагаю, что женщина запомнила все эти уловки и включила их впоследствии в собственный любовный арсенал.

Наконец, насытившись близостью женщины, едой, курением и выпивкой, я решил немного побыть один. В пиршественном зале к тому времени стало темно от трубочного дыма, запах которого мешался с запахами остатков пищи, человеческого пота и вара, горевшего в светильниках. От всего этого меня замутило, и я, покинув Дом Песнопений, нетвердой походкой направился к Сердцу Сего Мира. Там, однако, в мои ноздри ударила еще худшая вонь, так что меня скрутило еще пуще. Площадь кишела рабами, которые отскребали и оттирали запекшуюся повсюду кровь. Я поспешно вышел за Змеиную Стену и оказался у входа в зверинец — тот самый, который когда-то посещал с отцом.

— Здесь не заперто, — произнес знакомый голос. — Звери все в клетках, к тому же они сегодня вялые, потому что наелись до отвала. Может, зайдем?

Хотя было уже далеко за полночь, я почти не удивился, увидев старого знакомого — согбенного и сморщенного, коричневого, как какао, старика, который впервые встретился мне как раз у этого зверинца, а потом время от времени появлялся в моей жизни.

Я заплетающимся языком пробормотал приветствие, в ответ на которое старик сказал:

— Давай после всех этих обрядов, ритуалов, пиршеств и прочих сугубо человеческих радостей пообщаемся с теми, кого мы называем зверями.

Я последовал за ним внутрь, и мы двинулись по дорожке между клетками. Все хищники были накормлены до отвала мясом от жертвоприношений, но постоянно текущая вода уже смыла почти все следы их трапезы, удалив даже запах. То там, то сям койот, ягуар или один из больших удавов открывали при нашем приближении сонный глаз, а потом закрывали его снова. Даже из ночных животных бодрствовали лишь немногие: летучие мыши, опоссумы, обезьяны-ревуны, но они тоже были вялыми и издавали лишь негромкие невнятные звуки.

Спустя некоторое время мой спутник сказал: — А ты проделал долгий путь за короткое время, Выполняй! — Микстли, — поправил я его. — Ну, значит, опять Микстли. Всякий раз, когда я встречаю тебя, у тебя другое имя и ты занимаешься новым делом. Ты как та ртуть, которую используют золотых дел мастера, способен приноровиться к любой форме, но не ограничиваешься ею надолго. Что ж, теперь ты еще и приобрел опыт в сражении. Останешься воином?

— Конечно нет, — ответил я. — Ты ведь сам знаешь, что я не гожусь для этого, поскольку у меня слабое зрение. Да и желудок мой к этому не приспособлен.

Старик пожал плечами. — Всего несколько походов, и воин огрубеет так, что желудок его больше не побеспокоит.

— Меня он беспокоит не столько в походе или перед битвой, сколько после победы. Вот как сейчас… — Я громко рыгнул.

— Ты впервые в жизни напился, — усмехнулся старик. — Ничего, к этому тоже привыкаешь. У воина зачастую это становится потребностью.

— Думаю, что вполне могу без этого обойтись, — сказал я. — В последнее время мне много чего довелось попробовать впервые, и было бы неплохо сделать передышку: обойтись некоторое время без приключений и происшествий. Думаю, я могу рассчитывать на то, что Ауицотль возьмет меня во дворец писцом.

— Бумаги и горшочки с краской, — промолвил мой спутник пренебрежительно. — Микстли, этой скучной ерундой ты сможешь заняться, когда станешь таким же старым и дряхлым, как я. Прибереги такую жизнь до той поры, когда сил у тебя хватит только на то, чтобы записывать свои воспоминания. А пока собирай приключения и впечатления, чтобы потом было что вспомнить. Очень советую тебе попутешествовать. Отправляйся в дальние страны, заводи знакомства с новыми людьми, пробуй невиданные блюда, наслаждайся самыми разнообразными женщинами, любуйся незнакомыми пейзажами, радуйся новому и незнакомому. Кстати, насчет того, что в жизни все надо посмотреть: ведь в прошлый раз, когда ты был здесь, ты так и не увидел текуани. Идем.