Виктор Поротников - 1612. Минин и Пожарский

Лыков помолчал, вглядываясь в суровое лицо Пожарского, покрытое темными пятнами от пороховой гари.

— Жаль, князь, что не удалось нам столковаться, — с тягостным вздохом проговорил он. — Твое упрямство и неразумие обернутся новыми потоками крови. Я же всей душой за то, чтобы русские люди прекратили наконец эту братоубийственную войну.

— Клин клином вышибают, боярин, — жестко промолвил Пожарский. — Скоро вся Русь соберется вокруг Кремля. Черные люди истребят поляков и наемников Гонсевского как крыс, забравшихся в чужой амбар. Заодно народ посечет и таких, как ты, боярин. Уж не обессудь, сделав худо, не жди добра! Вот тогда-то и наступят на нашей земле мир и покой. Прощай, боярин!

Повернувшись спиной к Лыкову, Пожарский широким шагом направился к частоколу, над которым торчали головы его стрельцов и длинные вороненые стволы пищалей.

Лыков не утерпел и крикнул вслед Пожарскому:

— Кто же будет править на Руси посреди мира и покоя, князь? Очередной Гришка Отрепьев или Прокопий Ляпунов?

— Уж лучше видеть на троне Ляпунова, нежели польского королевича! — обернувшись на ходу, воскликнул Пожарский.

Вместо пушек полковник Гонсевский прислал к ротмистру Леницкому отряд наемной пехоты в полторы сотни человек и приказ продолжать наступление по Сретенской улице, не считаясь с потерями. Не обрадовал Леницкого и боярин Лыков, вернувшийся ни с чем с переговоров с Пожарским.

— Быть может, ты мало золота предложил этому князю? — недовольно сказал Леницкий, выслушав Лыкова. — Надо было предложить ему больше, ведь в кремлевской казне сокровищ полным-полно! Не пожадничал ли ты, боярин? Теперь вот моим воинам придется расплачиваться кровью за твою скупость!

— Напрасны твои упреки ко мне, пан Леницкий, — досадливо поморщился Лыков. — Князь Пожарский не человек, а кремень! Уж если он что-то вбил себе в голову, то ни за какие сокровища мира не отступит от своей цели. Мне доводилось с ним встречаться в прошлом, уж я-то отлично знаю этого упрямого злыдня! Пожарского проще убить, чем испугать или подкупить.

— Вот и постарайся это сделать, боярин, — раздраженно обронил Леницкий. — Пойдешь со своими холопами впереди, коль побежишь от пуль восставшего мужичья, то напорешься на пики моих гусар. Я дам тебе в подмогу французских наемников, а уж ты, боярин, изловчись и дотянись своей саблей до князя Пожарского!

У боярина Лыкова душа ушла в пятки, когда польский трубач дал сигнал к очередной атаке. Матерно ругаясь, Лыков вывел своих людей из дворов и закоулков на Сретенскую улицу. Он велел своему конюшему рыжему Демьяну развернуть и поднять повыше царский стяг Василия Шуйского. Лыков знал, что Пожарский был до конца предан Шуйскому, и тем самым хотел смутить и озадачить его. Лыков лелеял в душе слабую надежду на то, что Пожарский запретит своим пушкарям стрелять по царскому знамени.

Весна в этом году была затяжная, март заканчивался, но снег только-только начал таять. По ночам еще сильно подмораживало, поэтому улицы Москвы во многих местах были покрыты ледяной коркой.

Подгоняя своих слуг сердитыми окриками, Лыков перебегал от одного угла дома до другого. Он надвинул шлем на самые брови и прикрывал грудь круглым щитом, хотя знал, что от пищальной пули его не спасут ни щит, ни кольчуга. Сердце бешено колотилось у него в груди. Внезапно Лыков поскользнулся на ледяной кочке и неловко упал на бок, подвернув левую ногу. Кто-то из слуг бросился его поднимать…

И в этот миг со стороны частокола прогремел пушечный залп. Три орудия громыхнули почти одновременно, свистящие ядра мигом скосили пять или шесть человек в наступающей сотне Лыкова. Над частоколом взметнулся белый пороховой дым.

Лежа на земле и притворяясь раненым, Лыков орал на своих ратников, срываясь на визг:

— Чего встали, бараны! Вперед! На слом!.. Ну же, живее!.. Живее, свиньи!..

Потоптавшись на месте, расстроенная сотня опять двинулась вперед короткими перебежками. Идущие следом за отрядом Лыкова французские наемники наступали сомкнутым строем посередине улицы, ощетинившись длинными пиками и алебардами. Их металлические шлемы имели круглый верх со стальным гребнем и широкие, низко опущенные поля. На панцирях французов бросались в глаза белые и голубые лилии, эмблема французского королевского дома.

Поднявшись на ноги, Лыков всячески подгонял своих ратников, толкая их в спину и принуждая быстрее продвигаться к частоколу. Теперь он был в хвосте своего отряда, поэтому почувствовал себя смелее.

Из-за частокола залпом жахнули семь или восемь пищалей, потом вразнобой зазвучали выстрелы самопалов. Лыков увидел, как упал сраженный наповал рыжий Демьян в простеганном холщевом кафтане-тегилее. Повалилось наземь и пурпурное царское знамя с золотым двуглавым орлом, которое было у него в руках. Рядом с Лыковым упали как подкошенные его брадобрей Фока и оруженосец Увар. Обоих не спасли добротные панцири из самаркандской стали. Какая-то шальная пуля едва не угодила Лыкову в голову, оставив у него на щеке кровавую царапину.

Лыковская сотня подалась было назад, но французские наемники во главе с Жаком Маржеретом, перегородив улицу своим железным строем, не позволили вооруженной боярской челяди унести ноги с поля боя. Гоня лыковских ратников перед собой как стадо овец, французы произвели стремительный бросок и по приставным лестницам стали карабкаться на частокол. Восставшие москвичи и стрельцы князя Пожарского встретили наемников вилами, копьями и бердышами. Многие из посадских орудовали длинными жердями с крючьями на конце, которыми они цепляли французов за голову или за шею, сбивая их с частокола. Те из французов, кому удавалось перескочить через тын, попадали под убийственный огонь из пистолей и самострелов, едва успев взмахнуть топором или саблей.

Стреляя из мушкетов и аркебуз, французы не могли нанести серьезного урона восставшим москвичам, так как частокол мешал им вести прицельную стрельбу. Потеряв убитыми двух сержантов и тринадцать ландскнехтов, Жак Маржерет скомандовал отступление, видя, что ратники Лыкова даже не пытаются лезть на частокол.

В квартале Кулишки вооруженной боярской челядью командовал Михаил Салтыков, который, в отличие от боярина Лыкова, сражался с восставшими москвичами с безудержной отвагой. В этом квартале стоял терем Салтыкова, полный всякого добра. Салтыков был дважды ранен в бою, поддерживая со своими людьми атаки конных рейтар Петра Борковского. Восставшие московские стрельцы, возглавляемые Василием Бутурлиным, дали отпор полякам на Кулишках, не пропустив врага к Яузским воротам. Некоторые переулки на Кулишках и на Тверской улице по нескольку раз переходили из рук в руки. Наконец немецкие рейтары не выдержали и повернули вспять.