Аркадий Савеличев - Савва Морозов: Смерть во спасение

Спрыгнув с нижней перекладины на снег, даже не одевшись, инженер повторил все то, что сделал с предыдущим свертком. Извлеченная из коробки стеклянная колба тем же тренированным взмахом руки была отброшена в дальний угол двора. Небольшой хлопок, приятнейший фейерверк на потемневшем небе — и устало-ядовитый вопрос:

— Больше у вас труб нет, хозяин?

— Нет, — ответил Морозов. — Господи, вы же спасли моих детей!

Он обнял инженера и на ухо ему шепнул: «Никогда не забуду! Вечный должник!»

За спиной не усидевшей у камина Зинаиды повизгивала малышня и отбивался кулаками от горничных Тимофей.

На крыльцо побежал и озябший барон Рейнбот. Едва ли он понимал что‑нибудь во всем происходящем. Зинаиду Григорьевну по-свойски поторопил:

— А вам‑то чего, Зинуля? Замерзнете!

— Не замерзну, — качнула она тяжелыми бриллиантовыми серьгами.

Савве Тимофеевичу оставалось только пригласить всех:

— Господа, не спешите уезжать. После такого происшествия не грешно и закусить.

— Не грешно, право дело.

— Да и спешить нам некуда, Савва Тимофеевич.

— Да-да, по приказу начальства часть людей у вас и заночует.

Последнее сказал капитан Джунковский, которого Морозов хорошо изучил: приходилось встречаться, по склочным фабричным делам бывая в полицейском управлении да как‑то незаметно и в свой дом его возведя.

— Да-а. Не ожидал такого фокуса. — искренне посетовал Джунковский. — Кому вы насолили, Савва Тимофеевич?

— Хотел бы я это знать, капитан!

— Ну, мы доберемся! Уверяю вас.

— Слава богу, обошлось. Не будем об этом. Пора за стол.

Вышколенные слуги во главе с дворецким успели уже в нижнем этаже морозовскую щедрую самобранку раскинуть. Дело благое!

Когда все изрядно закусили, да что там, преизрядненько, — капитан Джунковский не преминул объяснить столь большой наплыв полицейских:

— Как же не порадеть вам, Савва Тимофеевич? Мы уйдем, а четыре человека, чтобы на смену, останутся в прихожей. Есть там у вас подходящая комнатка?

— Есть. — насторожился Савва Тимофеевич. — Чего же лучше швейцарской? Там пара кушеток, стулья, если потребуются, прикажу принести одеяла. Надолго они. охрана, я хочу сказать?

— Время покажет, — отделался капитан Джунковский на этот раз безликим и суховатым ответом.

Радовало хоть то, что все наконец, включая и тихо исчезнувшего Красина, убрались из дома. Четверо только и остались.

Он уже не сомневался, что это не просто охрана. Еще до поездки в Париж примечалось, что вдоль усадебной ограды, по улице, постоянно фланируют какие‑то подозрительные типы. И в прежние наезды Красина, и при семейных визитах племянника Николая Шмита, и, уж конечно, при шумных вторжениях Максима Горько-Сладкого.

Дело понятное: еще с Нижнего Новгорода за тем полицейским хвост тянется. Но сейчас- то? «Сейчас хвостище явно ко мне приставлен. Вот дожил!» — пришел он к неутешительному выводу.

Хвост ли, хвостище ли — он же не хуже общеморозовского хвоста. Матушке Марии Федоровне никак не дают покоя его знакомства. Уже открыто грозила: «Савва, не своевольничай! Ты всего лишь директор-распорядитель, а не единоличный хозяин. Не забывай это. С матушкой‑то иногда и посоветоваться надо. Все‑таки я главная пайщица. Стало быть, и власть не последняя». Да-а… «Ах, родичи! Ах, купчики-голубчики! Ах, братец Сергей Тимофеевич! Не вы ли всем своим родовым скопом полицейскую мразь ко мне подсунули?!»

Но, проводив последних гостей, вместе с капитаном Джунковским, он оставшимся жандармам сказал с полным сочувствием:

— Вы делайте то, что вам приказано, а я распоряжусь, чтобы попить-поесть вам приносили.

Невелики полицейские чины: два фельдфебеля да двое рядовых. Задача‑то у них простенькая: под видом охраны уважаемого коммерц-советника — собственно, гражданского генерала — следить да примечать, да и записывать, кто сюда похаживает.

В нижнем этаже, в апартаментах жены, куда он редко теперь заходил, шумели гости, рояль бренчал, слышался громовой голосище барона Рейнбота, пробовавшего на своих толстых губах, как севрюжинку, модный романс:

Не искушай меня без нужды.

Барон, крутясь спиной у пылающего камина, конечно, ни черта не понял. А мог бы распевать песню уже на том свете!

Савва Тимофеевич только помаячил в дверях и прошел прямиком к себе, на второй этаж. Молодец архитектор Шехтель: именно он и надоумил воздвигнуть эту шикарную лестницу, прямо из огромной общей прихожей, независимо от прихожей женской. Как знал ученый немец: входы-выходы на женскую и мужскую половины оградил междуэтажными перекрытиями, без внутреннего сообщения между ними. Грешно сказать, если в портках, так по этой шикарной лестнице фланируй! Ну, кажется, давненько такого греха не случалось?

Он позвонил, как водится. Камердинер как‑то необычно изогнулся.

— Ты чего, Семен? Спина болит?

— Спина, Савва Тимофеевич, застыл гдей‑то... — охотно подхватил подсказку вышколенный слуга.

— Так сейчас погреемся. Прикажи затопить камин и у меня.

— А не бухнет? — вытер Семен слезящиеся глаза.

— Теперь не бухнет, Семенушка. Зайдешь ко мне, а то что‑то скучно.

С опаской вызванный истопник зажег камин. И Семен услужливо присел обочь хозяина. Чего же лучше — у такого‑то огонька! Да с таким‑то тароватым хозяином!

Но хозяину и жаркий огонь веселья не прибавил. Что‑то слишком тесно сходились круги вокруг него.

Спать лег тут же, на диване. Даже в свою мужскую спальню перебираться не захотел.

Из покоев жены неслось:

Разочарованному чужды

Все обольщенья прежних дней.

Уже в восьмом часу его осторожно толкнул камердинер:

— Савва Тимофевич, гость незваный. Никак не мог остановить. Говорит, покаяться хочет.

Лежал Савва одетым, так что только глаза протер. Да, гостюшка, ничего не скажешь! Мужик его возраста, не чисто и не грязно одетый, так себе. В поношенной шинели почтового ведомства. За ним спросонья, да с похмелья, лез по лестнице помятый охранник с «селедкой», да еще и с винтовкой. С ума сойти!

— Право, пушку‑то свою оставил бы, — нашел в себе силы посмеяться Савва, хотя и сам при появлении незнакомца незаметно вытащил из‑под подушки браунинг.

Охранник обиженно приосанился:

— Никак нет. Оружие не положено бросать. По службе так.

— А опохмелиться, если по службе?

— В некоторых случаях, хозяин, не возбраняется.

Савва мигнул камердинеру, но мог бы этого и не делать: тот с полувзгляда все понимал. Винтовка со счастливым громом понеслась вниз.

— Ну? — оставшись наедине, спросил уж поистине незваного гостя.

Ничего не отвечая, тот бухнулся на колени. Даже шапку на ковер шваркнул:

— А, пропадай моя телега, все четыре колеса!

— Погоди пропадать. Что‑то рожа мне твоя знакома.