Валерий Замыслов - Иван Болотников Кн.2

«Буде, Афонька, на полатях отлеживаться. Мужики на княжьей ниве зело надобны. Проворь, нечестивец!»

На барщину побрел, куды ж денешься. Хоть и лихо, а все на миру. А тут и Василиса с Никитушкой в Богородское вернулись. К батюшке Лаврентию с поклоном.

«Окрести, отче, дитя малое».

Тот же рыло воротит.

«Чадо твое, раба божья, от Ивашки Болотникова. А сей человек вор и богоотступник, христову паству на гиль поднял. Не стану крестить».

Я ж образок Спаса в руки и на колени.

«Чего ж ты, батюшка, христову заповедь рушишь? А не сын ли божий велел молиться, чтоб господь сохранил родильницу и новорожденного от всякого зла, покрыл их кровом крыл своих, простил грехи родильнице, восставил ее с одра недужного и сподобил младенца ее поклониться святому храму?»

Батюшку же словом не проймешь. Я к нему оком, а он боком. Не быть чаду в крестильнице — и все тут! Пришлось к бортнику Матвею на заимку бежать. Тот помог.

Вернулся к Лаврентию с мехами бобровыми. Прими, баю, святый отче, на храм божий. Принял, аж глаза загорелись. Велел за Никиткой идти. Я ж к Василисе со всех ног. Та рада-радешенька. Каково сыну без церкви-то божьей? Никитку твово, Иван Исаевич, от купели принимал, крестным отцом ему стал. Так что сроднички мы, воевода.

— Земно кланяюсь тебе, Афанасий. Спасибо великое, что Василису с Никиткой в беде не оставил, — обнимая крестного, растроганно молвил Болотников.

Дни стояли жаркие, душные. Солнце палило нещадно. Ратники лезли в воду, толковали:

— Эк солнце печет.

— Другу неделю жарит, и ни дождинки.

— Кабы нивы не засушило. Глянь, хлеба за угором. Сник колос.

Иван Исаевич слушал озабоченные речи мужиков и сам вступал в разговоры:

— По ниве тужите, ребятушки? Дождя ждете?

— Ждем, воевода. Как не ждать, истомилась землица. Ишь, хлеба-то как сникли. А травы? Ни соку, ни зелени. Сенцо-то жухлое будет. Прокормись тут! — сетовали мужики.

И эта мужичья боль хлестнула по сердцу.

«Господи, владыка всемогущий, оратай и на войне о земле-кормилице кручинится. Нива ему допрежь всего… Эх, кабы без бояр пожить да волюшку мужику дать».

Поздними вечерами, когда рать валилась на ночлег, Иван Исаевич уходил из душного шатра в поле. Нива неудержимо влекла, волновала душу.

— Стосковался в полону-то? — вопрошал неизменный сопутник Афоня и, не получив ответа, словоохотливо продолжал. — Да и как не стосковаться, сосельничек. Там, в полону-то, небось и нивы не видел. Земля у янычар, чу, неладящая. Горы да камень, негде сохой ковырнуть. На Руси же вон какое раздолье, паши не выпашешь. А землица? Богова землица. В этих краях без назему родит.

Иван Исаевич неторопливо шагал вдоль межи.

— Через пару недель и зажинать в пору. Так ли, Афоня?

— Боле и ждать неча. Вон какая сушь. На Илью-то уж всяко зашаркают.

— Зашаркают, Афоня, — с благостным упоением протянул Болотников и ступил в янтарную ниву. Эх, то-то бы с косой разгуляться! Снял бы суконный кафтан, облачился в чистую рубаху, помолился — и пошел валить знатный хлебушек. Звень, звень! Солнце пожигает, рубаха липнет к спине, а на душе покойно и радостно. Зажинки, перво-хлебье!

И грезится Ивану: мужики косами звенят, бабы перевяслами снопы вяжут. Иван идет позади Исая; тот, высокий и сухотелый, сноровисто и ловко кладет ярицу в широкий тугой валок; ветер треплет потемневшую от пота рубаху, кудлатит седые космы волос, колышет густую бороду. А коса знай пошаркивает, знай роняет на жниво спелый хлебушек. Любо в поле!

А тут, как полдник приспеет, и Василиса с узелком. Поклонится жнецам в пояс, молвит:

— Бог в помощь. Снедать пора.

Пригожая у Ивана женка, всему селу на загляденье. Старики и те дивятся:

«Экой красой бог девку оделил. И статью, и лицом взяла, и на работу досужа. Знатная молодка у Ивана».

Слушать отрадно, но еще отрадней жаркие Василисины слова внимать. Прильнет хмельной ночью, заголубит.

«Люб ты мне, Иванушка…»

А вот и Никитка полем бежит.

«Глянь на сына, Иванушка. Ишь, какой добрый молодец».

И впрямь: крепкий, кудрявый, будто дубок стоит. Сын, родной сын, чадо богоданное!

Шли полем, обнявшись за плечи: он, Василиса, Никитушка. То ли не счастье, господи!..

— Иван Исаевич!.. Батько!

Возвращаясь из сладких грез, обернулся на голос; пред затуманенными глазами — стремянный.

— Гонец из Путивля. Ждет тебя, батько.

Примчал посланец Шаховского; грамоты не было, молвил на словах:

— Князь Григорий Петрович повелел сказать, воевода, что он недоволен твоим стояньем. Князь велит немедля выступать на Кромы.

— Аль с; печки видней Шаховскому? Уж больно прыток! — Болотников взад-вперед заходил по шатру. — Донеси князю: пока большую рать не соберу, не выступлю.

Гонец поскакал в Путивль, Болотников же прилег отдохнуть. Но сон не шел, одолевали заботы; день-деньской на ногах, надо всюду поспеть, за всеми досмотреть: за головами и сотниками, что обучали молодых ратному делу, за пушкарями и пищальниками, что готовили наряд к сражениям, за походными кузнецами и бронщиками, ковавшими мечи, сабли, боевые топоры и рогатины… Всюду нужен глаз, подсказ да добрый совет. Забот — тьма-тьмущая! Из головы не выходили Кромы. Восставшие, осажденные царевым войском, ждали помощи.

«И все ж время еще не приспело, — раздумывал Иван Исаевич. — Ныне к Михайле Нагому князь Трубецкой подошел. Рать собралась немалая, наскоком ее не осилишь. Надо и дружину сколотить, и врага распознать».

Дружина полнилась с каждым днем. «Листы» взбудоражили польские и северские уезды. На стан прибывали крестьяне и холопы, бобыли и посадские тяглецы, монастырские трудники и гулящие люди; шли с топорами и косами, а то и просто с дубинами.

— Слабо оружье, — сожалело высказывал воеводам Иван Исаевич. — На кузнецов навалитесь. Но чтоб горячку не пороли. От худого оружья проку мало.

Кузнецы ковали денно и нощно, замаялись.

— На вас вся надежа, — подбадривал Болотников. — Скоро уж и на Кромы двинем. Будет вам и роздых, а покуда порадейте.

Но кольчуг, колонтарей и панцирей не хватило и на треть войска.

— Ничего, ребятушки, будет вам и полный доспех. Лишь бы до бояр добраться. Там и сукно, и кафтан, и оружье знатное.

Войско готовилось к сраженьям. Не дремали и лазутчики из ертаульного полка; не было дня, чтоб они не крались под Кромы.

Болотников упреждал:

— Будьте усторожливы. Трубецкой повсюду заставы выставил, проскочить их мудрено. А коль проскочите, зри в оба. Все примечайте: где и как войско встало, велика ли рать, где воеводский стяг и конная дружина. Особо о наряде изведайте. Много ли пушек и зелья к Кромам прибыло и где оные пушки расставлены. Считайте, смекайте и врагу не попадайтесь.