Валерий Замыслов - Каин: Антигерой или герой нашего времени?

— Покорнейше благодарю, Савелий Григорьевич. Другие дела ждут. Разрываю документ на ваших глазах… Даст Бог, буду здесь следующим летом.

— Заходите. Буду весьма рад.

— Всенепременно, Савелий Григорьевич. Процветания источникам и вашему заводу. Виноградные вина ни в чем не уступают кавказским. А теперь разрешите откланяться.

С этого дня Каин стал нетерпеливо ждать окончания зимы и вскрытия Волги. Волжские просторы манили его все больше и больше. По Волге двинутся тысячи судов, набитых разным товаром. Он, Иван Каин, должен заиметь немеркнущую славу Стеньки Разина.

Давно засевшая в голову мысль, продолжала настойчиво преследовать его, не давая покоя.

Но если бы кто спросил Каина: неужели тебе не осточертели грабежи, то он бы без раздумий ответил:

«Грабежи — не ради грабежей и добычи, а ради удовольствия».

Он не гонялся за деньгами, ибо никогда не мечтал ни о палатах каменных, ни о высоких чинах, кои можно было заиметь даже на воровское богатство.

Его своеобразная натура, крайне редкостная для описываемой эпохи, жаждала только одного — дерзких приключений и громкой славы устрашителя богатых мира сего.

Плыли к Ярославлю. Любовались левобережными, низменными далями, охваченными дремучими лесами и гордыми крутоярами правого берега.

Сидел Иван на носу судна в алом кафтане, подпоясанным лазоревым кушаком, и душа его ликовала. Вот оно! Сбылись его давние грезы. Отныне он гулевой атаман поволжских повольников. У него, как и у Стеньки Разина, два есаула. Один — Петр Камчатка, другой — Роман Кувай, верные его сподвижники. А на веслах — остальная вольница, коя увеличилась за счет лихих бурлаков, напросившихся на расшиву [109] Расшива — плоскодонное судно длиной до 25 саж., шириной до 6 саж.; при 11 четвертях осадки судно поднимало до 45 тыс. пудов груза. Спереди судно отличалось острым носом с наклонным штевнем, корма в надводной части ограничивалась транцем (плоским отвесным щитом). На единственной мачте судна поднимались два паруса, нижний — большой и верхний — малый, наз. Балун. .

Народ ушлый, не первый год по Волге ходят; порой и кистеньком могут перелобанить, — тем и пришлись по нраву Каину.

Каждого — лично отбирал, желающих — хоть отбавляй, ибо время стало и вовсе худое. Незадолго до смерти императрица Анна Иоанновна [110] Похоронена Анна Иоанновна в Петропавловском соборе Петербурга. провозгласила наследником престола своего внучатого племянника малолетнего Ивана Антоновича, а регентом при нем Бирона. Русь стонала от невыносимого гнета ненавистного герцога. Крестьяне с трудом находили работу на отхожих промыслах. Нанятым на судно — считалось хлебным местом.

Место и в самом деле для бурлаков было хлебное, ибо расшива везла, почитай, сорок тысяч пудов кашинского хлеба, как и сулили закупить у местных торговых людей жито «московские купцы».

Иван Каин не только держал слово, но и снимал всякие подозрения со своей ватаги, кои не только пили целебную воду, высматривали богачей, сидели с мерзавчиками по трактирам, но и занимались переговорами на торгу о скупке хлеба.

Расшиву арендовали до Ярославля на одном из причалов Сергиевской пристани, что в четырнадцати верстах от города Кашина. Туда же перевезли на крестьянских подводах закупленный хлеб, там же наняли крючников, грузчиков и бурлаков.

Хлеб решено было сбыть в Ярославле купцу Светешникову, а затем ватага должна перейти на более легкое и быстроходное судно — струг. Именно струг, как хотелось Каину, именно на таком судне и громил купцов Стенька Разин.

А пока Каин сидел на носу расшивы и вглядывался в очертания приближающего города. Из груди его внезапно выплеснулась песня:

Пел Иван, пел протяжно и задушевно, пел собственную песню, хотя были в ней отголоски народной песни и про удалого атамана Стеньку Разина, и про его красну девицу, а вот про недобрый сон сестрицы есаула похожих отголосков уже не было. Пел Каин про девичий сон, и на сердце его вдруг стало так тягостно, что, казалось, душа его зарыдала.

— Иван, очнись… Очнись! — затряс Каина за плечо Камчатка.

— Что? — словно пробуждаясь от жуткого сна, повернулся к есаулу атаман.

— К причалам подступаем. Где вставать будем?

— К причалам?..

Иван окончательно пришел в себя и крикнул кормчему:

— Огибай город, Митрич. Причалим на Которосли, против Спасского монастыря.

— Слушаю, батька!

Бурлаку бечеву не тянули, благо расшива шла по течению да еще под упругим ветром, напиравшим на верхний и нижний паруса мачты.

Место причала Каин определял с ярославским купцом Терентием Светешниковым, с коим повстречались в Кашине, и кой решил взять в Ярославле всю партию хлеба. Сделку заключили по векселям, затем ударили по рукам.

Однако Васька Зуб, никому ни во что не веривший, усомнился в ярославском купце.

— Да как это можно каким-то бумажками верить? Купец тебя на понт взял, а ты, Каин, и уши развесил.

Иван не удержался и дал Ваське «горячего» щелбана.

— Кто слово давал, блатные слова не употреблять? А во-вторых, Зуб, как тебе давно известно, я без тщания в серьезные дела не лезу. Уразумел?

— Чего сразу щелбана-то?

— Память твою напомнить…

После причаливания расшивы никто на берег не сошел: ждали Светешникова, ибо судно пришло в установленный день. Терентий появился к вечеру.

— Не ожидал. Добрый у тебя кормчий. Надо же: день в день.

— Митрич тридцать лет Волгу бороздит. Бывалый мужик, — похвалил кормчего Каин. — Куда хлеб повезешь Терентий Нифонтович?