Валерий Замыслов - Каин: Антигерой или герой нашего времени?

Каин вновь коснулся плеча девушки и быстро зашагал к дороге.

Глаша с тревожным чувством на сердце, проводила его смятенными глазами.

УЕгони от удивления желудевые глаза расширились.

— Ты-ы?

— Признал, Левка?

Левка — мужичина здоровенный, рыжебородый, на полголовы выше Каина. В глазах не только изумление, но и опаска.

— Какими судьбами, Каин?

Голос настороженный, с хрипотцой.

Из конюшни, с закрытыми настежь воротами, раздалось лошадиное ржание.

— А Каурка-то меня признал. Как же ты, Левка Рыжак, коня посмел у меня увести?

Левка попытался сочинить легенду:

— Понимаешь, Каин, шел по дороге, да довелось в лесок завернуть. Приспичило. Только нужду справил, а тут конь в пяти саженях. Репу поморщил: никак приблудный, ибо в деревне таких коней не водится. Намедни цыганский табор мужики видели, знать от табуна отбился. Вот я и привел коня на конюшню.

— Ловко ты, Рыжак, баланду травишь.

— Вот те крест! Как на духу.

— Закрой варежку, сволочь! Конь был привязан, значит, хозяин был где-то рядом. Ты даже узел не смог развязать, ножом разрезал. Торопился увезти добычу. И от кого? Гнида!

Каин, обуреваемый яростью, шагнул, было, вплотную к Рыжаку, но тот выхватил из-за голенища сапога нож.

— Не подходи. Порешу! Давно пора тебе кишки выпустить.

Но ловкий Каин успел молниеносно перехватить руку и завернуть ее за спину Левки, да так сильно, что у Рыжака что-то хрустнуло под лопаткой. Нож упал на землю.

— Отпусти, Каин! — взвыл от боли Рыжак.

— И не подумаю. Сейчас ты у меня дуба дашь, ибо поднятый нож на вожака шайки карается смертью.

Разгневанный Каин взял в руку нож, а Левка взмолился:

— Пощади!.. Погорячился… Христом Богом прошу!

— Бога вспомнил? Не поможет, ибо Бог воров и пьяниц не жалует. Подыхай, собака!

Но Каин так и не занес над Левкой нож: в его ослепленных яростью глазах вдруг предстала Глаша, милая, чудесная Глаша, с необыкновенно целомудренной душой.

«Не надо, Васенька! Ты же добрый».

Каин отпустил от себя Рыжака и закинул в лопухи нож.

— Живи, падла, но запомни, если обидишь кого на деревне, пощады тебе больше не будет.

— Запомню, Каин, — все еще морщась от боли, прохрипел Левка.

— Как сюда попал? Только не бреши. Смотри мне в глаза и рассказывай.

— Сказ будет не долгий. Обложили меня сыскные люди. Едва успел из Москвы сбежать. Покумекал и надумал в дальние края податься. Вот так здесь и оказался под чужим именем. Никак и ты сюда сиганул.

— Я, в отличие от тебя, хорошо по Волге походил, а затем решил с братвой в Варнавине отдохнуть под видом торговых людей, что надумали лес закупить. Ты это, Рыжак, хорошо заруби себе на носу. В этих местах я московский купец Василий Егорыч. Зарубил, но если курвой [153] Курва — доносчик (блатной жаргон). станешь, на краю земли отыщем.

— Мне свой калган дороже. Здесь хочу отсидеться… Но как мужики мне поверят, что я у тебя коня не крал?

— Поверят. Я сяду на Каурку и проеду по всей деревне, а ты поведешь коня за уздцы. Мужики подумают, что ты честный человек. Да и вообще постарайся жить в деревне не бирюком, мир того не любит. Уразумел, Рыжак?

— Уразумел, Каин.

— Это имя ты сказал в последний раз, — вновь посуровел Иван.

— Сукой буду, что не скажу.

— Тогда выводи коня.

Напротив избы Гордейки, Иван увидел моложавую женщину, с лицом, удивительно похожим на Глашу.

«Так вот в кого она родилась».

— Останови Каурку, Егоня.

Иван сошел с коня и подал Егоне руку.

— Спасибо за Каурку. Конь-то оказался не цыганский. Бывай!

Мать Глаши, конечно же, все его слова слышала. Жаль, что путников не увидела сама девушка, которая в эти минуты молилась перед Святой Богородицей.

Дальше Иван ехал один. Поглядывал на взгорье, а когда оно миновало, на душе его стало сумрачно. В другой раз ему пришлось переступить себя. Он пожалел Рыжка, главаря одной из московских кодл [154] Кодла — шайка воров. , орудующей в Земляном городе. Левка норовил его замочить, что непозволительно, если учесть, что он, Каин, признанный вожак Москвы. Случись это в другом месте, он бы не пощадил Рыжка, ибо потерял бы уважение остальных воров.

Руку Ивана отвела… Глаша. Именно она не позволила ему произвести в деревне убийство, которое бы со страшной силой ударило в сердце девушки. Выходит, Василий Егорович совершенно другой человек, раз он способен предать смерти мужика ради какой-то лошади. Разве добрые люди могут так поступить?! Он — злой, жестокий, он богоборец, коль нарушил заповедь Христа. «Не убий». Да это же тяжкий, смертный грех, кой никакими молитвами не замолишь. Что же ты, Васенька, такое страшное зло сотворил? Нет теперь к тебе не только любви, но и доброго расположения. Испоганил ты наши чувства, мою душу…»

Так бы с девушкой и было. Теперь же она не изменит к нему своих светлых мыслей. Вот и добро. Добро… «Только добром надо отвечать на зло. Так заповедал православным людям Господь, и тогда народ будет жить спокойней и счастливый, ибо только добрые поступки приносят людям внутренний покой. И ты становишься ближе к Богу. Но если люди будут отвечать злом на зло, то начнутся раздоры, мятежи, кровавые войны и над всем миром возобладает Сатана, и тогда весь народ угодит в кромешный на вечные муки…».

Опять Дед душу бередит. Может, ты и прав Земеля, но он, Каин (уж так устроена его душа) не сможет мириться со злом. Сегодня случай исключительный. Он не стал убийцей ради Глаши, иначе бы Рыжаку не жить.

И напрасно он задумал прекратить гопничать и передать атаманство Куваю. Не бывать тому. Богачей — тьма тьмущая и многие из них приносят зло. Вот с ними-то он еще и поквитается.

Встречу Каину во весь опор мчал Роман Кувай.

Сошлись на полдороге.

— Беда, Иван! Васька Зуб сбежал. Ватага чуть умом не тронулась.

— На всю казну замахнулся, падла! — тотчас все понял Каин. — Летим к братве!

— Лошадь не запали.

— Сам знаю! — зло огрызнулся Каин.

Его вновь обуяла ярость. С первых же дней, когда Каин пришел в ватагу Камчатки, он недолюбливал Зуба, и чем дольше он сталкивался с Васькой, тем все больше ему хотелось наказать одного из своих приближенных. Надо было еще утром его «плотником заделать».

Братва собралась в комнате Каина. До его приезда всяко гадали, но все сошлись во мнении, что Ваську уже не опередить, ибо он сбежал еще ночью, и, всего скорее, поплыл по Ветлуге на челне, которые никогда не запирались на замок, а лишь привязывались к вбитым в землю кольям веревкой.

— Хватились Зуба к обеду, — рассказывал Камчатка, — а потом пошли к привратнику. На сей раз он по какой-то причине не спал и хорошо видел, как из Гостиного двора вышел через калитку Васька с котомой за плечами. Спрашивать не стал, ибо подумал, что тот пошел по каким-то делам. Что будем делать, Каин? Ваську уже не настигнуть. Конной дороги берегом нет.