Валерий Замыслов - Каин: Антигерой или герой нашего времени?

У всей братвы такое безутешное отчаяние, такие обреченные лица, коих Иван в жизни не видывал. Как же они трясутся за свое добро! Грабили, грабили, а теперь, почитай, все псу под хвост. Васька непременно заберет себе все богатство ватаги и укроется в таких дремучих лесах, что его сам черт не найдет.

— Этот падло ушел на челне, но догнать его можно. Видел я на берегу каюк, сделанный под древний стружок, которым можно управлять четырьмя веслами, да и кормовому можно подгребать. Стружок легкий, бегучий. Раньше гниды придем. Со старостой договариваться — время терять. Снимаемся, братва!

Подле стружка, как на грех, оказался какой-то мужичок с бредешком.

— Твое суденышко? — спросил Каин.

— Не. Митрия Веселкина.

— Сколько суденышко стоит?

— Точно не ведаю, ваша милость, но слух прошел, что Митрий надумал продать стружок одному нашему богатею. Пять рублей-де заломил. Да кто эки деньжищи даст?

— Я дам. Вот тебе десять рублей золотом и отдай их Митрию. Рубль можешь себе взять.

Мужичок оторопело глянул на «купца», а тот отдал приказ:

— Отвязывай стружок, люд торговый. Живо!

Весла лежали на днище суденышка, ибо, как уже было выше сказано, воровством варнавинские люди не отличались.

На переднюю скамью Иван посадил Легата и Камчатку, так как у обоих были длинные сильные руки. Сам же Каин сел с Куваем. Одноух, взяв весло с соседнего челна, уселся на корме.

И вскоре легкий стружок рванул вдоль берегов Ветлуги. Вначале гребли сильно, но вразнобой, но затем друг к другу приноровились, и суденышко стало скользить по Ветлуге более стремительно.

Однако через версту Каин унял чрезмерное усердие братвы:

— Не рвите жилы, иначе выдохнемся. Иуда от нас никуда не уйдет. Я прикинул, если и ночь коротать не будем, то обойдем Зуба на два-три часа.

— Если бы так, — недоверчиво высказал с кормы Одноух.

Каин боднул Одноуха колючими глазами. У него сдавали нервы, и не потому, что Васька Зуб вознамерился выкрасть у ватаги все награбленное добро, приведя братву в неслыханное отчаяние.

Лично он, Каин, о деньгах не сожалел. Выше уже не один раз говорилось, что добыча сама по себе, не была для него счастьем, ибо его жутко интересовал сам процесс грабежа, как какой-то чудодейственный наркотик, приводящий Каина в неслыханное наслаждение. Он знал, что деньги — дело наживное, особенно для его исключительной натуры, наделенной необычайными воровскими способностями, когда он за считанные дни мог стать сказочно богатым человеком.

Сейчас же все его существо было наполнено неописуемым гневом: во-первых, он еще не отошел от промаха с похищением Бирона, что нарушило все его честолюбивые планы, не позволив ему стать всенародным мстителем, казнившим беспощадного притеснителя Руси, а во-вторых, его взбесил сам Васька Зуб, вначале выкравший пояс у Легата, а затем, сбежав из ватаги, Зуб надумал воспользоваться казной всей братвы. Случай для воров редкостный. Каин за всю свою воровскую жизнь никогда не слышал, чтобы человек, находившийся в ближнем окружении вожака крупнейшей шайки гопников, надумал обокрасть всю братву.

Не даром же Ваську Зуба недолюбливала вся ватага. И не зря: в конце концов, он показал свое истинное лицо. Гнида!

Вот почему с таким колючим лицом и глянул Каин на Одноуха.

— Коль не веришь, прочь с судна. Прыгай с кормы, и чтоб твоего духа не было!

— Прости, атаман. Дурная мысль в башку втемяшилась. Прости! — искренне покаялся Одноух.

— Дале греби, — смирился Иван. — Мы непременно догоним эту сволоту…

Не догнали: доплыли до примеченного места, но челна Зуба так и не увидели.

Отчаяние охватило даже самого невозмутимого Романа Кувая:

— Не успели. Этот падла унес всю нашу добычу.

Братва настолько сникла, настолько пала духом, что даже у Ивана тягостно стало на сердце. И все же он норовил успокоить братву:

— Быть того не может. Зуб — не птица. Он же знал, что за ним кинутся в погоню, а потому за версту от нашего потайного места, спрятал челн в зарослях и побежал по берегу пешком, ибо здесь берег пологий. Но один черт, я тому не верю, ибо не мог Зуб нас опередить. Пристанем к берегу и полезем в лес. Здесь наши пояса!

Веские слова Каина не придали уверенности братве. Лезли в глухомань с удрученными лицами.

Васька Зуб — мужик шустрый, ладони до крови истер, дабы успеть захватить сокровища ватаги. Никак ушел с поясами в такие дебри, что его и сам черт не сыщет. Отсидится недельки три, а потом в неведомые края двинется, всего скорее в какой-нибудь далекий город. Может, за Камень [155] За Камень — то есть за Уральские горы. , а может, в другую сторону, и заживет боярином. Русь матушка велика.

Ни кто не запамятовал, где прятали клад: легче родительский дом забыть, чем место зарытой добычи. Первым возликовал Легат. Вытянул из запорошенной хвоей и старой листвой углубления тяжелый кожаный пояс и со счастливым лицом повалился на колени.

— Слава тебе, Господи!.. Целехонек, братцы!

— Ишь ты, Господа вспомнил, а сам, поди, забыл, как крестное знамение совершать, — с доброй усмешкой проговорил Каин.

Теперь Иван совершенно спокоен, ибо не беспочвенны оказались его уверенные слова о том, что Зуб не успеет. Он последним вытянул пояс из-под замшелой сосны, а затем сказал:

— Все — на струг. Отведем суденышко на полверсты вперед и укроем его в заливчике. Там камыши высокие.

— Ну и память у тебя, Иван, — произнес Камчатка.

— Сей заливчик приметил, когда к Варнавину шли. Теперь пригодиться.

— Неужели от Зуба?

— От Зуба, Петр. Мыслю, что с его челном что-то случилось, и он пошел лесом. Уверен: не сегодня-завтра, но он придет за поясами, а когда дойдет до отлогого места, то двинется берегом реки… Ты, Роман, останься на всякий случай здесь, а мы пока на струг.

Вернувшись назад, Иван послал Одноуха в дозор.

— Затаись в зарослях и доглядывай реку. Чуть что — дашь знак.

Васька Зуб готовился к побегу из ватаги обстоятельно. В его суме не только пистоль, железный топорик, но и корм на несколько дней. С водой же проблемы не будет: река.

Ваське никогда не приходилось управлять челном, но он помышлял, что сие дело пустяковое, а посему отправился в поход по Ветлуге с легким сердцем.

На его счастье и ночь выдалась на славу — тихая и безоблачная, залитая лунным светом, отчего на реке все было отменно видно.

Проблемы с челном не оказалось: усеяли весь берег, выбирай любой. Долго не приглядывался, ибо все показались ему одинаковыми, и в каждом лежит весло, и каждый привязан к деревянному столбцу, врытому в землю.

Васька перерезал веревку ножом, столкнул лодочку в реку, впрыгнул в нее, взял в руки весло и уселся на корму.