Борис Акунин - Настоящая принцесса и другие сюжеты

То самое казино в то самое время

Игральный зал казино Монте-Карло, гравюра (1889 г.).

Некий английский инженер по имени Джозеф Джаггер, много лет проработавший на ткацкой фабрике в тоскливом Йоркшире, решил поехать на Лазурный Берег и выиграть кучу денег на рулетке. Подобные озарения много кому приходят в голову, на этих верователях в счастливую судьбу держится весь игорный бизнес.

Но Джаггер делал ставку не на удачу, а на точный расчет.

Он нанял шестерых помощников, которые в течение шести дней записывали все выигрышные номера, выпадавшие на шести столах казино. Потом просмотрел записи и обнаружил, что пять рулеток нормальные, а шестое колесо слегка дисбалансировано: девять ячеек на нем «ловят» шарик чаще, чем остальные двадцать восемь.

Поначалу всё было очень просто. Джаггер снова и снова ставил на девять заветных цифр и к концу первого дня снял урожай почти в полмиллиона франков. (Напомню: Алексей Иванович, герой романа «Игрок», совершенно ошалевает от фантастического выигрыша в двести тысяч.) Только на исходе четвертого дня администрация казино заподозрила в этой непрекращающейся везучести неладное. К этому времени выигрыш Джаггера вырос вчетверо.

Целую ночь специалисты решали шараду и пришли к выводу, что проблема в соединении рулетки со столом.

Назавтра англичанин, как на работу, пришел с мешком золота, уселся играть, но удача от него отвернулась. Он долго упорствовал, веря в свои девять цифр, и, лишь спустив кучу денег, вдруг заметил, что на колесе больше нет знакомой царапинки. Тогда Джаггер прошелся по зале и обнаружил, что колесо с царапинкой пересажено на другой стол. Пересел и Джаггер. Что вы думаете? Фортуна снова ему заулыбалась.

Поразительней всего, что директор казино не выставил подозрительного иностранца за дверь или не приказал проломить ему башку в тихой аллее. Все-таки времена были еще пасторальные.

Поединок Джаггера с казино продолжался еще несколько дней.

Рулеточные колеса разбирали и снова собирали, передвигали столы, но неправильную балансировку обнаружили нескоро — на пике удачи настырный инженер был в плюсе на три миллиона.

Потом механики казино все-таки уяснили, в чем дело. Джаггер начал стабильно проигрывать, в конце концов сказал себе: «I can get no satisfaction» — и ретировался. Его куш составил два миллиона франков, что при пересчете на современные деньги примерно равнялось бы десяти миллионам долларов.

Возможно, расчетливый англичанин выглядел как-то так

Иллюстрация к роману «Смерть Ахиллеса», худ. Игорь Сакуров.

Такова, стало быть, подлинная история.

Как вы понимаете, в остросюжетном романе невозможно вдаваться в технические детали балансировки, это сбило бы темп повествования. Поэтому я и придумал для Ахимаса «математическую теорию». Она легко может подвести человека, страдающего злокачественной невезучестью, но сам я в свое время этой методой успешно воспользовался — дважды взял «зеро»: один раз в Японии и один раз в Баден-Бадене (то есть том же Рулетенбурге). Только очень уж это скучно: стоишь, считаешь и ждешь, ждешь. Потом зевая выигрываешь и уходишь. Какой-то поцелуй без любви.

Моя интуиция в жизни просыпалась два раза. Первый раз в пионерском лагере. Готовился какой-то праздник и всем предлагалось вытянуть из коробки бумажку с цифрой. Я просто знала, что вытащу «22». Знала и все. Шанс был 1:100. Вытащила. Второй раз, когда праздновали чей-то день рождения. Внесли огромный пирог с запеченным в нем бобом. Знала, какой кусок надо брать, а не угадывала. К сожалению, моя интуиция горазда только на детские шалости.

Не, я патологически невезучая — полная противоположность ЭП.

Видимо, весь свой запас везучасти я израсходовала, встретив своего супруга, — кому так везет в любви, уже ни в чем больше не повезет.

Альберту Эйнштейну приписывают высказывание: «В рулетке ни за что не выиграть, разве что спереть со стола деньги». В связи с этим меня второй день мучает вопрос: спереть деньги у казино — это аморально или нет? А шулерство в картах?

Вопрос, однако…

21.09.2011

Когда-то давно, отдыхая на черноморском побережье, я каждое утро подходил к окну и видел на соседней горе надпись «КОЛЯ». Кто-то выложил ее из белых камней бог знает сколько лет назад, вероятно потратив на этот титанический труд не одну неделю.

Неведомым Колей двигал некий могучий инстинкт, по молодости лет казавшийся мне загадочным. Это явно был мессидж, причем важный, но я его не понимал. Хотелось ответить горе: «Ну и дурак ты, Коля», а это, согласитесь, неконструктивно.

Впоследствии мне часто встречались подобные мессиджи. Я встречал следы творчества Колиных собратьев повсюду — на родине и за ее пределами. Чаще всего эти бесхитростные граффити менее монументальны, но обязательно маркируют нечто выдающееся: если не гору, так историческую достопримечательность или памятник. Коля непременно высекает на этих скрижалях свое имя — и всё. Иногда прибавляет год или место, откуда он приехал.

Чтоб помнили

Со временем я понял, что это не хулиганство и не намеренный вандализм. Это низшая форма, в которой проявляется одна из самых высоких человеческих амбиций — желание увековечить собственное имя, то есть продлить свое существование за пределы физической жизни, остаться в памяти грядущих поколений. Есть и специальный термин для обозначения этой потребности: этернизация.

Просто увековечить себя можно по-разному. Один строит храм — другой его сжигает. Один оставляет после себя прекрасную статую, другой — надпись гвоздем на статуе.

Но что бы там, на статуе, ни было накорябано, мессидж кричит об одном и том же: «Скажите всем там вельможам разным: сенаторам и адмиралам, что вот, ваше сиятельство, живет в таком-то городе Петр Иванович Бобчинский. Так и скажите: живет Петр Иванович Бобчинский».