Анита Амирезвани - Равная солнцу

— Со всем уважением к вашему новому положению должен сказать, что вы еще восхитительнее, — тихо проговорил я. — Вам к лицу ваше новое место.

Улыбка ее была ослепительной.

— Я рада быть хозяйкой самой себе.

— Уверен, что многие теперь ищут вашей благосклонности, — ответил я, чувствуя, как теснит сердце, — но я тут по непростому делу.

— Что такое?

Вполголоса я рассказал Хадидже о доме Маджида и спросил ее, не слышала ли она от Исмаила что-то, чем можно объяснить жестокость его гнева.

Казалось, Хадидже ищет ответ.

— Я пока не знаю его так хорошо, — призналась она. — Он призывает меня ночью и наслаждается моим обществом, но почти не разговаривает.

— А вы — его обществом? — не удержался я от вопроса.

— Это не то, что с тобой… — мягко ответила она.

Я был рад услышать такое, но заставил себя вернуться к долгу:

— Он что-нибудь говорил о Пери?

— Ты вряд ли захочешь это услышать.

— Я должен.

— Он назвал ее притворным шахом.

— А причина?

— Не помню. Это было замечание вскользь.

Я подумал.

— Ну, она ведь возглавляла амуров на советах и, полагаю, тем напоминала шаха.

— Шахи — мужчины, — заметила она.

— Весьма верно, — согласился я, — но в ней есть фарр царей.

— И у него тоже, — сказала она. — И он требует большего поклонения, чем можно ожидать. Думаю, это последствия жизни в застенке. Когда он говорит со мной о том, как жестоко отец разрушил его молодость, боль проступает на его лице, словно пламя. Царевне лучше ни в чем ему не перечить.

— Для нее это суровое испытание, — проговорил я.

— Очень жаль. Ведь он шах, и она поклялась ему в верности, как все мы.

— Не случалось ли чего-то, в чем он может обвинить ее?

— Я слышала такое… — прошептала Хадидже. — Кто-то послал отряд на подавление восстания в Хой. Шах разгневан, что это было сделано без его ведома.

О Али!

— Это Пери?

— Он не сказал.

Я припомнил свою последнюю встречу с Пери: теперь ее ответы казались мне намеренно туманными. От гнева у меня вспыхнуло лицо. И мне нельзя было сказать о военных действиях такого размаха? И моей жизнью надо было рисковать без моего ведома? Да мне проще было оставаться при Пери одним из разносчиков чая.

Стараясь побороть свои чувства, я ощутил взгляд Насрин-хатун, однако, повернувшись к ней, увидел лишь, как она разглядывает ковер на дальней стене комнаты.

— Кстати, — сказал я Хадидже погромче и повеселее, — цвет платья очень вам к лицу.

— Я держу под рукой одежду более строгих красок, чтоб накинуть, если заглянет кто-то важный. — Она хихикнула над собственной смелостью.

— Ваш дух поднимает и мою душу. Вы счастливы?

— У меня есть все, что может хотеть женщина, — сказала она, обведя рукой комнату; я увидел новые мягкие ковры на полу, бархатные занавеси в цвет и богатый набор голубых и белых фарфоровых блюд в нишах. — И что самое лучшее, у меня полно времени, чтоб готовить. Вот попробуй.

Она протянула мне тарелку палуде — длинных тонких рисовых соломок, приправленных сахаром, корицей, розовой водой и странной новой специей, ввергшей мой язык в неведомое прежде ликование.

Я ел в дикой спешке, как с голодного острова, облизывая губы. Снова отведав лакомств Хадидже, я отчетливо понял, о чем тосковал последние недели. Я не смел поднять на нее глаза.

— Не знал он, какое сокровище обретет, женившись на вас.

Она улыбнулась:

— Есть еще одна радость, что связывает нас с тобой. Шах назначил моего брата главой кавалерии Махмуд-мирзы. Он любит свою новую службу.

— Поздравляю. Что он говорит о царевиче?

— Брат говорит, что они друг другу словно родные.

— Как меня это радует!

— А ты, как у тебя дела?

Она не пыталась скрыть нежность в своем голосе, и это царапало мое сердце. Коже моей хотелось ее жара, мои ноздри требовали аромата ее розового масла, соединившегося с ее плотью, мои пальцы ломило от желания ее…

— Джавахир?

Я сцепил пальцы перед собой, чтоб унять их дрожь.

— Царевна спросила, не хочу ли я стать исполняющим обязанности ее визиря.

Она была потрясена:

— Какая огромная честь и как скоро!

— Но если шах не любит ее, это может оказаться трудной работой — и опасной.

— Обещаю передавать тебе, что услышу.

— Благодарю.

— Представляю, как твое новое положение даст тебе возможность помогать сестре больше, чем прежде.

— Непременно, хотя мое главное желание — забрать ее в столицу. У меня до сих пор мало средств, чтоб заботиться о ней здесь или снабдить ее богатым приданым.

— Да прольет Бог дождь серебра на твою голову!

Память о длинных ресницах Джалиле, мерцавших слезами, когда я прощался с нею, пронзила мое сердце.

— Я даже не знаю, какая она сейчас. За все эти годы у меня не было случая навестить ее.

— А как бы ты смог, ведь ты отсылал все свои деньги на ее содержание! Я уверена, что ты — свет ее глаз.

— Надеюсь.

Хадидже заметила, что Насрин-хатун разглядывает нас:

— Думаю, тебе пора.

— Можно мне прийти снова?

— Да. Но позаботься о поводе, связанном с дворцовыми делами, — ответила она и позвала своих служанок. — Насрин-хатун, приготовь платье и несколько рубашек с шароварами для благотворительности, — велела она. — Отнесешь их Джавахир-аге, когда будет готово.

Для Насрин я сказал деловым тоном:

— Моя госпожа будет рада узнать, что вы жертвуете одежду женщине, потерявшей дом. Я сообщу вам, как доберется Рудабех.

— Для меня это удовольствие, — улыбнулась Хадидже.

В томлении я вспоминал сладость ее бедер под моим языком. Рубец на моем сердце, начавший заживать, открылся и закровоточил. Помочь было нечем: в гареме не избежать встреч с прежней любовью и не избавиться от неутолимого желания. Хадидже, так хорошо знавшая меня, притворилась, что возится с палуде, так что я смог соблюсти достоинство и откланяться.

Пери пила чай, когда я мрачно приветствовал ее.

— Джавахир, ты принес плохие новости?

— Да. Мне пришлось очень серьезно подумать о вашем предложении стать визирем. Сожалею, но вынужден отказаться.

Пери, казалось, была потрясена моей глупостью. Только дурак мог отвергнуть такое продвижение.

— Ты шутишь?

— Ничуть.

— Дело в плате?

— Нет.

— Ты боишься?

— Нет.

— Что же тогда?

Я огляделся, медля, чтоб она слушала со всем вниманием.

— Госпожа, игры в этом дворце так же сложны, как узор ковра, на котором вы сидите. Визирь и его господин должны работать вместе, словно муж и жена, иначе они могут потерять все.

— Верно. И?..

— Лучшие браки, по моим наблюдениям, основаны на доверии.

— Джавахир, ты что, делаешь мне предложение? — шутливо спросила она.

— В определенной мере.

Выждав для пущего эффекта, я увидел, как посерьезнели ее глаза.