Марина Кравцова - Княжна Тараканова: Жизнь за императрицу

Проснувшись рано поутру, государыня возжелала навестить супруга в его покоях. Но обнаружила с досадой, что Потемкин уже в кабинете – работает. Екатерина аккуратненько, стараясь не шуметь, приоткрыла к нему дверь, на цыпочках вошла в кабинет. Потемкин, увлеченный, ничего не расслышал. Он сидел за столом – наместник края Новороссийского, кавалер прусского ордена Черного Орла, светлейший князь Священной Римской Империи (Австрия, налаживающая с Россией отношения, расщедрилась на пышный титул) – и что-то писал. Перед ним – книги, ворох бумаг, какие-то выписки. Императрица подошла к нему сзади, положила руки на плечи, поцеловала в висок. Светлейший вздрогнул, обернулся.

– Это ты, душа моя! – воскликнул он.

– Испугала? Прости, батенька! Думала навестить тебя, чтоб сказать, что люблю тебя безмерно, и более чем ты меня любишь, но в покоях уж нет тебя в столь ранний час…

– Спать не время, сама знаешь, государыня. Проснемся, потягиваясь, а Крым уж вновь под турками. А через Крым и к нам подобраться сумеют – благо теперь наши границы прямехонько к нему подошли. Пока ничей сей дикий край, спать нам спокойно нет никакой возможности.

– Стало быть, ты уверен, что нашим он должен стать?

– Всенепременно!

– И я так же мыслю. Но не понимают тебя, светлейший. Говорят, сны за явь выдаешь. Поостерегись.

– А мне на дураков плевать! – жестко отозвался Потемкин. – И тебе чести не делает, государыня, дурацкие речи слушать. Меня лучше слушай, матушка. Вот посмотри-ка, – он указал кивком головы на гору бумаг на столе. – Крым… ненавижу это прозвание! Таврида, матушка, Таврида! Что история говорит? Испокон веков греки-христиане населяли благословенную Тавриду. В Херсонесе Таврическом мудрейший князь Владимир принял святую православную веру. Из Херсонеса истекло к нам благочестие. Но татары, Русь разорившие, захватили и Тавриду, сделали ее своим Кырымом. А что дальше было, до сей поры болью откликается. Ибо когда османы покорили крымское ханство, то уже с благословения султана турецкого стали разбойничать дикие татары. Подумай, Катерина, сколь слез, сколько крови, сколько горя… Сколько людей погубили, угнали в полон, распродали по базарам. Уже и при твоем благословенном царствовании набеги чинили. Да что там… Но когда беспокойный этот край станет русской землею, мы обид им не помянем. Устроим в Тавриде рай земной! Никого не обидим, ничьих обычаев и верований не нарушим, но и нас обижать уж будет не с руки! Уже и сейчас у нас в Крыму много сторонников, кому осмалины поперек горла. Ах, нельзя допустить, матушка, чтоб турки вновь Крым-Тавриду поглотили, никак нельзя.

– Не допустим! – твердо сказала Екатерина.

– А как богат славный край! Мы гнездо разбойничье в диво превратим: города отстроим, виноградники, сады разобьем, земли распашем. Будут церкви и дворцы, школы и университеты, заводы и верфи. И народ нас благословит! Сколько ж можно жить грабежами да разбоями? Опять же, неверные, видя красоту храмов и служб православных, в истинную веру с охотой обратятся. Таврида – вновь христианская. Ах, государыня!

– Заслушиваюсь я тебя, князь, – Екатерина вглядывалась в его вдохновенное, светящееся лицо. – Кабы по-твоему вышло! Будем стараться, друг мой. Но нынче главное – новую войну оттянуть. Ведь не завтра же к крымцам – с манифестом.

– Права ты, государыня. Сейчас – южные рубежи укрепить, флот, армию усилить… Города строить. Корабли на Черном море… А что до хищника турецкого, то я на сближение с Австрией надеюсь. Нам этот альянс необходим. Турция против двух сильных союзных держав не пойдет.

– А все сие и есть, Гришенька, путь к Тавриде твоей желанной, – сказала императрица, вновь обнимая его за плечи.

– Права ты, матушка. Только Швеции я опасаюсь, – давно на нас жадно поглядывает.

– Балтика, – прошептала Екатерина озабоченно. – Да, Балтика…

Она очень хорошо понимала своего мужа. Но мало еще кто, кроме нее, понимал его…

Б о время всего пути Сергей Ошеров с ума сходил от мысли, что поляк солгал или княжна Августа давно уже живет в другом городе, в другой стране… То вдруг сомнения оставляли его, сердце наполнялось ликованием – а вдруг?.. Вдруг свершится такое чудо, что он увидит ЕЕ? И сразу же душу охватывал страх: она ли встретит его – прекрасная принцесса юношеских грез? И как встретит?..

Старое палаццо с великолепным фасадом отражало солнце белизной стен, словно само собою светясь. Сергей долго стоял у ворот. Через минуту его мечта могла растаять, как розовый дым… И найдется ли тогда на свете человек несчастнее его?

Он услышал за воротами движенье. С внутреннего двора вышел маленький человек в скромном, но опрятном камзоле, с симпатичным, ни старым, ни молодым, выразительным лицом – явно итальянец. Сергей вдохнул поглубже, еще немного подождал и наконец обратился к человечку, окинувшему его пытливым взглядом блестящих черных глаз.

– Будьте любезны… э-э-э… не здесь ли проживает княжна Августа Тараканова? – спросил на плохом итальянском. И с восторгом услышал:

– Си, синьоре.

Сергей едва не подпрыгнул, как мальчишка, и, высыпая на изумленного человечка весь свой словарный запас итальянского, принялся пылко умолять сейчас же, без промедления проводить его к княжне.

– Я ее друг. Я русский!

– О, Россия! – это прозвучало вполне по-русски, но все же итальянец был явно озадачен.

– Вы друг? – переспросил он. – Я секретарь принцессы, меня зовут Марио Бельцони. Я должен представить вас.

– Ошеров. Сергей Ошеров! Уверяю вас, едва вы назовете княжне мое имя, она сразу же пожелает меня видеть.

«Сразу же?» – но сейчас он не мог и не хотел сомневаться…

Бельцони впустил гостя во двор.

– Вам придется немного подождать. Принцесса в саду.

Сергей остановился на дорожке, ведущей к подъезду палаццо. Оказавшись в залитом солнцем аккуратном дворике, почувствовал что-то сродни ощущению, испытанному однажды в детстве в мужском монастыре, куда возила его мать поклониться мощам святых угодников. Тишина и чувство вхождения в другой мир, а все привычное – за воротами… Но что такого особенного во дворе итальянского особняка? Сергею казалось, что он вот-вот уловит это «что-то», а оно не давалось, выскальзывало из рук вольнолюбивой птахой…

Когда напряжение ожидания достигло предела, на дорожке, ведущей из сада, показалась она…

Августа сама шла ему навстречу. Сергей замер, весь уйдя в зрение. Это было чудо. Чудо – что он нашел ее. Чудо – что лицо, которое он помнил словно в полусне, явилось перед ним живым, еще более прекрасным. Не девочка из украинской деревни, не юная тоненькая фея французской встречи – женщина, чья красота пышно раскрылась созревшим бутоном, а жизненный опыт, видимо – печальный, придал нежному лицу строгую одухотворенность.

Читать дальше