Марина Кравцова - Княжна Тараканова: Жизнь за императрицу

– Захотел, так вот пробился. Эти там, в приемной, верно, волками на тебя глянули? Так что за дело у тебя, Сереженька? Без дела к Потемкину нынче даже друзья не приходят, вот как сталось.

– Никак обижен на меня, Григорий Александрович? Не сердись. Я и впрямь к тебе с нижайшей просьбой.

– «С нижайшей»! – поморщился Потемкин. – Ты это брось. Не притворяйся, не твои словечки. Что стряслось?

Сергей коротко изложил суть дела. Потемкин позвал секретаря, все объяснил ему и повелел подготовить нужную бумагу.

– А я подпишу! Они там быстренько забегают… Думаю, не послать ли туда кого для проверки? Ну, Сережа, свет мой, кланяйся от меня своему приятелю, да передай, что все разрешиться по справедливости и в кратчайший срок. Я сам прослежу.

Отослав секретаря, Потемкин и не подумал вновь приниматься за бумаги.

– Расскажи, Сергей, как поживаешь? Слышал я, ты женился. Поздравляю, голубчик.

– Спасибо, Григорий Александрович, – вздохнул Ошеров. Потемкин с удивлением взглянул на него, но ни о чем не спросил.

– Да! – вспомнил он и позвал адъютанта.

– Объявите, что я не буду сегодня принимать. Пусть не ждут. Завтра, может быть… Недосуг, – сказал он уже Сергею, словно оправдываясь, и улыбнулся прежней своей обаятельной улыбкой. – Одному сегодня побыть надо, подумать. Очень хорошо подумать! Такие нас веселые дела ждут, что… Да. Многое мы с матушкой царицей задумали, хоть что-нибудь бы да исполнилось… Теперь болтать пойдут, мол, опять не в духе светлейший. Хандрит! Да ну их. Плевать.

Потемкин вновь улыбнулся.

– А что, не заржавела твоя лихая сабля, гусар? Гляди, дождемся часа, такие как ты, на вес золота будут.

– Неужто опять война? А я что… Один Бог знает, как оно там сложиться, Гриша. Чувствую, все у меня наперекосяк идет. Да ладно… Не хочу об этом.

Потемкин вновь помрачнел.

– И у меня не лучше. Знаешь, Сергей, не любитель я войны, а ведь на войне легче мне было. Там знал наверняка – раз уж свои ребята за спиной, сзади удара не жди. А теперь и не знаешь, с какой стороны чего ожидать. Ну… я тоже об этом не хочу.

– Вот и поговорили, – усмехнулся Ошеров. – Пойду я, пожалуй, Григорий Александрович. За помощь благодарствую, рад был повидать. Прости, если что не так.

– И ты меня прости, – вздохнул Потемкин. – Провожу тебя хоть до дверей.

Те, кто по каким-то причинам все еще оставались в приемной, могли видеть через раскрытую самим Потемкиным дверь, как он братски обнял секунд-майора, могли слышать слова князя:

– Рад буду услужить. Ежели еще какая надоба, всегда заходи, а лучше просто так, по-товарищески.

– Спасибо, Гриша.

Это было уже сверх всего! Какой-то офицеришка… За панибрата… с самим светлейшим! Вельмож едва удар не хватил от злости.

В этот же день имя Ошерова уже с завистью склонялось на все лады. Дошло, конечно же, и до Лизы.

Она, вернувшись из гостей, возбужденная, сразу же поспешила к мужу.

– Ты был у Потемкина! О чем вы разговаривали?

– Лизонька, ангел, это дело для тебя неинтересное.

В эту минуту, глядя в зеленые глаза жены, Сергей вдруг ясно осознал: если она поймет, что ездил он к светлейшему просить не за себя , ей станет дурно. Острой болью сердце отозвалось на это внезапное откровение, но Сергей сдержался, даже по-прежнему ласково улыбался Лизе.

– Но я надеюсь… ты рассказал ему о нашем бедственном положении?

– Голубка моя, ты, мне думается, не сознаешь, что такое – истинно бедственное положение. Нет. Князь Григорий Александрович – мой старый друг, товарищ по оружию. Ты, верно, и сего не представляешь. Я никогда не уроню нашу дружбу в грязь. То же и Орлова Алексей Григорьевича касаемо. У него я также никогда не попрошу о том, чего ты хочешь. Он и так… Я с ним и за несколько жизней бы не рассчитался.

Лиза побледнела, и Сергей не мог больше смотреть ей в глаза. Закусив губу, как от боли, он отвел взгляд.

– Ты меня совсем не любишь! – вскрикнула Лиза. В ее голосе послышались злые слезы. Сергей не выдержал.

– Нет! – закричал он в ответ. – Это ты, как оказалось, вышла за меня, лелея надежды на мою дружбу с сильными мира сего! Если… если я ошибаюсь…

Она глянула на него так, что сомнений не осталось – нет, не ошибается.

– Вы… вы просто… глупый себялюбец! – Лиза разрыдалась и выбежала из комнаты.

Сергей стиснул до боли пальцы, изо всех сил подавляя искушение броситься за ней и надавать оплеух.

«Но ведь это я виноват! – отрезвила его внезапная мысль. – Зачем было, не любя, жениться?»

– Семка! – заорал он во все горло. И когда лакей появился, гневно потребовал:

Сильно любила Екатерина Вторая Григория Орлова, и именно ее любовь принесла ему дурную славу. Юная княгиня Катенька переживала за мужа во время заграничной свадебной поездки, решила всеми силами оберегать его, ограждать по возможности от всяческих неприятностей и по-женски смягчать удары, если до этого все-таки дойдет.

Какова же была ее радость, когда она заметила, что почти все, кому доводилось ближе познакомиться с Григорием, расставались с ним совершенно очарованные, покоренные его сердечной простотой, обаянием, чудесной внешностью и учтивым обхождением. Орлов встречался с химиком Бернулли, Катя, присутствующая при этом, пыталась внимательно слушать разговор мужчин, ничего в нем не понимая, так как оба пересыпали речь научными терминами. Но княгине не обязательно было знать химию, чтобы понять: ученому ее Григорий «до чрезвычайности понравился» – как вспоминал потом сам Бернулли. Он был очарован Орловым не меньше, чем в свое время великий Ломоносов.

Григорий сам рассказывал Кате, как в тишине своего Гатчинского дворца перебирал приобретенные у вдовы Ломоносова его бесценные книги и рукописи… Постепенно он пересказал жене всю свою жизнь, ничего не смягчая, ничего не утаивая, но ничто не могло поколебать ее все возрастающую любовь. Катя окружила супруга такой заботой, была так нежна, послушна, настолько растворилась в нем, что Григорий не мог поверить, что после стольких горьких, бестолковых лет ему даровано такое счастье…

Вскоре Орловы вернулись в Россию. При дворе их теперь можно было встретить очень редко. Они зажили жизнью, о которой Григорий всегда мечтал – тихой, скромной, уединенной. Ничто не нарушало их идиллии. Екатерина быстро смягчилась по отношению к бывшему возлюбленному. Спросила его как-то раз:

– Счастлив ли ты?

– Безмерно, государыня!

– Рада от сердца, – сказала Екатерина, но почему-то вздохнула при этом. – Ты уж, князь, зла на меня держи.

– О чем ты, матушка, – благоговею пред тобою. Это ты меня лихом не поминай.

После этого разговора оба почувствовали, что наконец-то полностью оборвали все еще связывавшие их, несмотря ни на что, тайные нити…