Михаил Колосов - Новые крылья

Еще накануне, полностью раскаявшись, собирался, как можно раньше, уехать за город к Демианову, но проспал, а потом и причина нашлась остаться в Петербурге — записка от Вольтера с вызовом. И если был между нами разрыв, то он увеличивался, а шанс все поправить уменьшался. Но я снова подумал: «будь что будет», и побежал к Ап. Григ.

Я уж успел немного отвыкнуть от Аполлона, того, прежнего. Все время, пока он был тяжело болен, я держался несколько отстраненно, честно говоря, вообще не знал, как себя с ним держать. И нельзя сказать, что мое, своего рода, отчуждение мгновенно исчезло, я никак не мог преодолеть вошедшей уже в привычку скованности. К тому же неприятности с Демиановым меня томили, и обновленный Аполлон смущал вновь нахлынувшим на него жизнелюбием.

Как можно скорее освободившись, поехал в кошку, навестить Суп. и Правосудова. И вот нежданная радость: в кошке друзья-художники, а с ними Демианов! Я был так рад его видеть и так искренне выразил свое чувство, что он уже никак не мог продолжать дуться. Да и при друзьях делать сцены было не очень-то ловко. Примиренные и счастливые мы под руку отправились домой.

Что, если бы существовал мир, в котором у людей нет разделения полов, а пол у всех один? Любовь была бы в нем не сладкой приманкой для осуществления процесса размножения, а единственно наслаждением. Или в таком мире не было бы любви? Нет, нет, невозможно. Безусловно должна быть. Ведь и в нас искренняя привязанность, преданность и нежность не заключаются же только в стремлении произвести существо себе подобное. Вот, говорят: «любовь двух мужчин противоестественна», но в таком случае, противоестественна и любовь между мужчиной и женщиной, которые просто наслаждаются своим союзом, а потомства не дают. А для М.А. его потомство — его произведения, стихотворения, пьесы и романы, и эти его детища намного переживут других младенцев, в тот же год рожденных. А я способствую, сколько могу, их появлению, да еще и своих уродцев понемножку пложу. Так что наш брак тоже не бесплоден.

Как сладко полежать, обнявшись, и помечтать вместе. О будущем, об иных мирах, о приключениях. Какое удовольствие порезвиться вдвоем, как детишки, обо всем на свете забыв, как будто нет никого кроме нас не только в комнате, но и вообще нигде. Помню, подростком выезжая за город, я любил пойти, куда глаза глядят, и, нарочно выбирая безлюдные места, смотрел вокруг, представляя, что больше нет людей на земле, а только я один. И сладкий возвышенный ужас меня охватывал. Но быть во всем мире вдвоем — это совсем иное, это не страшно и не торжественно, а легко и весело.

Выдумали купить себе кольца, которые скрепляли бы наш союз. Обошли в поисках все магазины, но ничего особенного не нашлось. Мишель хотел уже купить хоть какие-нибудь, но я был непреклонен: или что-то необыкновенное или вовсе ничего. В конце концов, он согласился подождать. Надо признаться, что несколько великолепных вещиц мы, все же, видели, но легко догадаться, почему мы оба скромно умолчали о желании их иметь.

Да. С деньгами, теперь нехорошо. Почти всё, что у меня было отложено, истратилось. Но я стараюсь слишком не драматизировать, как-нибудь устроимся. Вся надежда, конечно же, на А.Г., которому лучше, слава богу. Ходили с Мишей его повеселить. Явились хоть и разочарованные поиском колец, но веселые. Вольтер тут же заявил о нас: «У этих медовый месяц». Все замечают наше новое счастье, даже и без колец. Пока мы с Дмитр. П. занимались делами, М. развлекал Аполлона. Потом я уехал по поручениям, а М. к художникам в наш, теперь уже, театр. Я заказал новую вывеску и нанял рабочих снять старую. Заглянул к друзьям, застал их за маленькой пирушкой с пивом и селедкой. М в восторге от преобразований и весь в краске. Вернувшись к Вольтеру, нашел у него доктора, а самого А.Г. уже одетым и сидящим в кресле. Доктор советует ехать на воды, и они долго перебирали курорты, Кавказ и заграничные, некоторых названий я и слыхом не слыхивал раньше. Так ни на чем не остановившись, они сошлись на том, что ехать нужно в Германию или во Францию, мне тут же пришло в голову: «Как славно! Ведь и я с ним поеду». Но потом подумал, может быть, он меня и не возьмет. Зачем я ему там? Да. Пожалуй, на заграничном курорте я буду вовсе бесполезен. Я очень огорчился, что не еду, хотя обо мне еще и речи не было, но я уж был убежден, что остаюсь. Мигом мое отчуждение от Аполлона исчезло, вот он сидит такой полненький, добрый, милый и уедет, оставив меня здесь с Дмитр. Петр., переделанной кошкой и прочими, в сущности, пустыми хлопотами. Душа моя заныла. После ухода доктора А.Г. о заграничной поездке не сказал ни слова. И это стало для меня верным знаком того, что я к путешествию никакого отношения не имею. Меня не берут, а потому и говорить со мной о том не стоит.

Дворник расспрашивал Демианова, кто он такой, откуда, надолго ли у меня поселился. Мишель очень подробно рассказал мне их разговор, лицо его при этом стало многозначительным и лукавым. М.А., как всегда в своем духе, был с ним приветлив, шутил, и, в конце концов, довольно коротко познакомился, хотя, в сущности, что ему до нас? Распространяясь всегда о своей любви к существам возвышенным и утонченным, на деле Демианов предпочитает водиться с простыми парнями и мужичьем, заигрывает с банщиками, приказчиками, парикмахерами и проч. Вот с дворником теперь подружился. Справедливости ради, признаю, что сам-то я ни бог весть кто, и возможно, соответствуй Мишин практический интерес его возвышенным идеалам, он и не взглянул бы в мою сторону. Я в свою очередь стараюсь, как могу, понимать его и поддерживать в его занятиях. Вместе сочиняли сюжет для новой пьесы, так что, мои там будут два персонажа. М.А. еще не надоело быть моим наставником, и он меня учит. Может быть, даже более охотно, чем я учусь. Нет, нет, это я на себя наговариваю, все же, я стараюсь и мне приятно его наставничество. А еще мы изучаем друг друга. Стоя рядом и сидя, и лежа, каждую родинку на теле другого и волоски, и складочки, каждый участок обследуем друг у друга пристально и скрупулезно. Как будто, вполне вступив в права обладания, каждый хочет обследовать свои владения насколько возможно тщательней. Так же и с разговорами, малейшее несогласие вызывает теперь не легкое ироничное желание переубедить другого, и, склонив чужого на свою сторону, сделать своим, а какое-то удивленное недовольство: «как это свой может быть несогласным и уподобиться чужому, непонимающему и не чувствующему?!» Зато большое облегчение и удовлетворенный покой настает, когда недоразумение разрешается. Слава богу, мы еще не ссорились слишком серьезно.