Амур Бакиев - Легионы идут за Дунай

На правом боку императора висел на перевязи неизменный меч спартанского типа с расширяющимся книзу лезвием.

В сопровождении десятка латников охраны и двух-трех приближенных, иногда жены, император быстрым, легким шагом ходил по Риму. Первое время это вызывало удивление. Потом оно сменилось уважением, граничащим с преклонением. Гермолай, известный грабитель Затибрского района, сложил с себя полномочия «отца», распустил свою отчаянную шайку и заявил: «Пока в Риме Правит такой человек, я не имею никакого права разбойничать». Вместе с ним Рим покинули многие из бывшей «семьи». Ходили слухи, что они поступили на службу во вспомогательные части армии империи.

Траян самолично вместе с префектом анноны, ведавшим снабжением города хлебом, маслом и водой, или смотрителем столичных акведуков заходил в пекарни, наблюдал выпечку булок. Пробовал воду в фонтанах, контролировал весы на рынке. Рим удовлетворенно потирал руки, узнав о казни ста шестидесяти трех солдат, курионов и центуринов преторианской гвардии, замешанных в заговоре бывшего префекта претория Касперия Элиана против старого императора Нервы в 98 году. Завсегдатаи таверн и карманные политики избирательных триб [153]с воодушевлением цитировали слова цезаря, брошенные по этому поводу в сенатской курии. «Итак, отцы сенаторы! Отдавая приказ о казни легионеров гвардии, я руководствовался только тем убеждением, что смысл деятельности преторианцев в защите законности, а не в террористических эксцессах и нарушении ее! Случившееся да послужит уроком всем, кто впредь попытается испытать прочность установок, завещанных нам предками и Божественным Августом! Dura lex – sed lex» [154].

Но как показало будущее, это было не все. Римлян ожидали новые сюрпризы. Сотни платных доносчиков Домициана с убийством последнего остались не у дел. Наушники, кляузники и сутяги не верили, не могли поверить, что во главе империи встал человек, не опасающийся окружающих, а следовательно, и абсолютно не интересующийся тем, что о нем говорят и думают. Даже покойный Нерва не смел окончательно отказаться от услуг анонимщиков, и хотя при нем обвиненных сенаторов не казнили, канцелярии принимали доносы и порой выдавали вознаграждение. Солдатской натуре Траяна была противна сама мысль о наличии в Риме этой незримой армии мерзавцев. Донос – худший из пороков в глазах дорожащего честью военного. Месяц спустя после прибытия в столицу, на заседании императорского Совета цезарь твердым, не терпящим возражений голосом заявил о своем намерении немедленно покончить с кляузниками, терзающими Рим. Империя не верила себе. В считанные дни тысячи профессиональных доносчиков, состоящих на жалованье императорской канцелярии и преторских участков, были арестованы и переправлены в гавань Остии. Там их загнали на полусгнившие рассохшиеся корабли, наспех починенные по такому случаю. Боевые либурны средиземноморской эскадры отбуксировали заваливающиеся набок посудины в открытое море. Здесь, вдали от берега, моряки прорубили днища проклятых кораблей. Траян смотрел на погружавшиеся в пузырях воздуха, обреченно вопящие баржи, и ноздри его раздувались от гнева.

Когда император возвестил сенат о проделанном, сенаторы встали со своих мест и встретили речь правителя долгими несмолкающими овациями. Корнелий Тацит, не переставая хлопать, обратился к стоящему ниже Яволену Приску:

– Марку Кокцею Нарве и его сыну Траяну Цезарю, пожалуй, удалось совместить две несовместимые вещи: неограниченную власть и свободу!

Приск одобрительно кивнул головой и передал слова историка не жалевшему ладоней Плинию Младшему.

...Дом Нерона поражал роскошью внешней отделки. Тридцать восемь лет прошло со дня смерти сумасбродного деспота, а мрамор, отполированный искусными руками строителей, блестит так, будто здание закончили лишь вчера Траян и Плотина постояли у входа.

– Хочешь войти и посмотреть, Марк?

Принцепс покачал головой.

– Нет! Когда что-то созерцаешь слишком часто – начинает приедаться. Знаешь, Адриан рассказывал, что на сооружение дворца ушло четыреста миллионов сестерциев. На инкрустацию личного кабинета потратили почти все драгоценные камни" императорской сокровищницы. Нерон явился на открытие и освящение дворца изрядно выпившим. Осмотрел входные двери, вошел внутрь и, брюзгливо выпятив нижнюю губу, воскликнул: «Наконец-то я хоть смогу жить по-человечески!»

– Чего же ты ожидал от Нерона?

Траян не ответил жене. Взгляд его скользил вдоль вершины Оппийского холма. Шагах в трехстах от дома Нерона возвышался небольшой, но роскошный храм Изиды и Сераписа. Сзади него – беломраморный портик Ливии. Оппий густо порос кустарником и деревьями. Посреди трех-, четырехэтажных домов квартала холм возвышался островком девственного леса. Немой ровесник ушедших в туман столетий первых римских царей.

Преторианцы, воспользовавшись остановкой, расслабляли ремни нащечников. Помпея, чтобы не мешать супругу, отошла в сторону. Траян еще раз мысленно измерил высоту подъема.

«Хорошее место. Прекрасное для того, чтобы оставить по себе память строительством. Храм? Нет, пожалуй, базилику. Базилика Траяна. Не звучит. Термы Траяна. Это как раз то, что нужно. Вопрос – на что строить? Спасибо Нерве, старик был экономнее Веспасиана. На нужды двора не издержал ни одного лишнего медного асса. Но финансы в ужасном состоянии. Провинциям простили свыше четырехсот миллионов сестерциев недоимок. Но тяжким грузом лежит мой личный заем в 400 миллионов сестерциев. На что соорудить термы? В сальтусах, на рудниках не хватает рабов. Александр Великий все проблемы решил за счет золота Персидской державы. Цезарь добился власти с помощью золота галлов. Золото! Золото! Золото! Траян должен укрепить империю золотом Децебала. Когда же наконец настанет миг и зазвучат боевые трубы? Он придет! Он обязательно придет. И тогда на Оппийском холме Рима будут выситься термы Траяна!»

Кисть императора непроизвольно легла на рукоять меча. Пальцы судорожно стиснули резную слоновую кость. Первый человек Римской державы круто повернулся и зашагал по выбитым камням улицы Патрициев.

– Марк, что с тобой? Куда ты бежишь? – Плотина придержала мужа за локоть.

– Прости, Гайя... я, кажется, чересчур увлекся думами. На Палантин! – прибавил он телохранителям.

«Сравнительные жизнеописания» Плутарха [155]можно было читать и перечитывать, и каждый раз открывалось нечто новое. «Эта книга уже начала свой путь в бессмертие», – подумал Адриан, откладывая папирусный свиток. Тит Авидий Квиет, наместник провинции Ахайя, за те два месяца, что племянник императора провел у него, показал все лучшее, чем, на его взгляд, славилась Греция. Забросив дела, легат с Адрианом ходили по памятным местам Афин и говорили, говорили, говорили.