Юлия Голубева - Калигула. Тень величия

— Да, знаю. Теперь-то мне уже ничто не помешает отправиться к месту службы. А то два наместника в Египте — как-то чересчур много для одной провинции. Император давно назначил меня на эту должность, но без конца оттягивает мой отъезд из Рима.

— Слышал об этом! — перебил его Ирод. — Но, думаю, с отъездом тебе сейчас лучше не спешить. Назревают серьезные перемены. И без твоего участия им не произойти.

— О, нет! — вскричал Макрон. — Ты опять говоришь загадками!

— Все загадки скоро получат свой ответ. Как только закончится праздник в мою честь, мы отправимся туда, где сможем поговорить без риска быть услышанными.

— Да будет так! — ответил Невий Серторий. — Ты, как обычно, воспользуешься моим гостеприимством?

— О, друг мой! Я благодарен тебе безмерно, но вынужден ответить отказом. Я уже нашел временное пристанище у сарых друзей. Кстати, Клавдий на днях возвращается из Капуи. Ему пришлось там изрядно задержаться из-за плохой погоды и наводнения, которое размыло дороги и чуть не разрушило его дом.

Макрон отмахнулся от рассказа о бедствиях Капуи и возвращении Клавдия, ему не было дела до этого скудоумного родственника императора, но Ирод лишь усмехнулся, подумав, что все неожиданности еще впереди.

Приезд Ирода Агриппы обрадовал Макрона, наконец-то дом опять наполнится привычной суетой. В последние месяцы Невий Серторий совсем не принимал участия в делах государства, он понимал, что Калигула неспроста лишил его доверия, и ложное назначение на должность в далекую страну — это всего лишь затишье перед бурей. Прозвучавшая угроза в разговоре на форуме о возобновлении дел об оскорблении императорского величия — не пустой звук, а намек на то, что Макрон, скорее всего, будет раздавлен под колесами правосудия. К тому же император, как оказалось, прекрасно осведомлен о его злоупотреблениях властью при Тиберии. Богатство Макрона колоссально, но аппетиты Калигулы еще значительнее. Единственный выход, если начнется процесс, — самоубийство, Невий Серторий уже думал об этом. Но тогда придется склонить к уходу из жизни и Эннию, чтобы император не смог получить даже затертого асса из его сундуков. Но в ответ на эти мысли перед глазами вставало лицо Фабия Персика в наполненной кровью ванной. Нет! Он не хочет так умирать! Имеет смысл еще побороться за свою жизнь и счастье! Только бы доплыть до Египта и осуществить тайные планы!

Ему вспомнился заговор против цезаря, который они планировали с Друзиллой. Это был в своем роде идеальный заговор: всего двое посвященных и слепой исполнитель, так досадно умерший в шаге от победы. Тот кинжал до сих пор Макрон хранит в тайном месте, все еще надеясь применить по назначению. Невию вспомнились ночи, проведенные с пылкой и страстной Друзиллой, их слепая страсть, толкнувшая на предательство, из-за чего умерла та, которую он любил больше жизни и которая сама подло обманывала его. Счастливый соперник остался жить, правда, с искалеченной душой и поврежденным разумом. А затем испепеляющая ненависть Друзиллы, узнавшей, что он использовал ее не для того, чтобы, убрав с дороги Калигулу, стать императором, а для того, чтобы завладеть его женой.

По сути, они все использовали друг друга, пытались подменить истинные чувства грубой страстью, предавая всех и вся на своем пути. Макрон ведь тоже возненавидел Друзиллу, виня ее в смерти Клавдиллы. Они так больше и не разговаривали после того дня, когда поклялись отомстить друг другу, позабыв, что еще накануне сладостно предавались любовным утехам. А сейчас Друзилла умирает, до Макрона доходили слухи из дворца, что после злой шутки брата, устроившего ее свадьбу с Ганимедом, она почти не встает. Ему вдруг стало так жаль бывшую любовницу, которую он с нежностью и восхищением когда-то называл "моя пантера", что боль стиснула сердце. Калигула предал ее, как когда-то она предавала его. Что за мир, полный боли, отчаяния и недоверия? Ни разу еще в своей бурной жизни Макрон не ощущал чувства спокойствия и удовлетворенности. Вечная борьба за власть и влияние при Тиберии, когда приходилось идти по головам, сметая препятствия и ломая чужие жизни, губительная любовь, принесшая муки и сожаление. Будет ли он когда-нибудь счастлив и спокоен в этом подлунном мире? Когда и чем закончится этот путь, полный тревожных событий и преград?

Макрон вдруг испытал острое желание увидеться с Друзиллой. Ему так много захотелось сказать ей, извиниться, пока еще есть возможность. Ведь один раз он уже упустил свой шанс. «Я уже не люблю тебя», — эти страшные слова стали последней и единственной ложью, что услышала Юния из его уст. Если б он знал, чем обернется их заговор, если б он знал. Она должна была остаться жить! Должна была! Но ушла из этого мира, погубленная его неистовой любовью. Если б повернуть время вспять.

Поэтому, повинуясь внезапному порыву, он велел седлать коня, прошел в свои покои, облачился в ставшие привычными тунику и кирасу преторианца и поскакал на Палатин.

К счастью, дворец пустовал. Император уехал в сенат, сестры — в театр, лишь рабы суетились, занимаясь бесконечной уборкой. Кассия Херею удалось уговорить пропустить его к Друзилле без доклада.

Девушка полулежала среди множества расшитых подушек, все пространство кубикулы утопало в ароматных цветах, она увлеченно что-то перебирала в стоявшей перед ней дактилотеке. Мелькали тонкие пальцы, звенели золотые браслеты, мерцали драгоценные камни. Она явно упивалась владением своими бесценными украшениями.

— О, милый Эмилий! Я так рада, что и сегодня ты пришел скрасить мое одиночество, — проворковала она, не оборачиваясь. — Прогуляемся по саду? Так призывно поют птицы! А солнце уже пылает огнем при близком закате.

Изящный поворот головы, и ее темные глаза сузились от ненависти, а губы искривились, готовые выплюнуть яд. Макрон протестующе поднял руки и вдруг упал на колени.

— Подожди, Друзилла! Не говори ничего! Я хочу, чтобы ты выслушала меня. Ненависть погасла в глазах, зато вспыхнуло удивление. Но она молчала, покорная страстной просьбе, ждала.

— Мне так много нужно сказать тебе! — слова давались Макрону с трудом, и он резко поднялся. — Позволь проводить тебя в сад! Погуляем там вместе.

Друзилла поднялась и последовала за ним. Изумление сковало ей уста, а сердце сильно билось в груди от волнения. Она предчувствовала, что разговор предстоит серьезный.

Они присели на мраморную скамью, обвитую цветочными гирляндами, у статуи Психеи. Макрон молчал еще некоторое время, потом порывисто поднялся и встал напротив девушки.

— Мы нехорошо простились тогда! Я не должен был обвинять тебя в том, что умерла Юния. Я сам был тому причиной. Не ты.

Глаза Друзиллы заблестели от слез.