Валерий Замыслов - Ярослав Мудрый. Историческая дилогия

Выступление Н. Кочина было для меня ошеломляющим: «Роман талантливый… Необычайно яркий язык… Доскональное знание эпохи… Увлекательный сюжет. Рекомендую к печати». Примерно такую же оценку дал «Набату» и Степан Злобин. Я слушал, и всё плыло перед моими изумленными глазами. Казалось, что я пребываю в каком-то сказочном сне. Некоторые замечания, конечно же, были, но они легко поправимы. Через полтора года Волго-Вятское книжное издательство выпустило роман в свет. А через неделю в областной газете вышла статья о моем творчестве с символическим заголовком «Впереди — бессмертие». Эту первую рецензию я бережно храню в своем архиве. Я был счастливейшим человеком! Мать, увидев книгу, заплакала: «Ты уж прости меня, Валерушка. Я ведь тебя всё поругивала. Помню, надо было в лес за дровами ехать. Колхоз лошаденку выделил. Всюду ищу тебя, а ты на сеновале спрятался, не откликаешься. А я всё палкой, палкой тычу. Сколь раз я тебе мешала».

Мама! Моя сказительница-мама, моя «Арина Родионовна», мой литературный «учитель». Маленькая, поседевшая. Я обнял ее за хрупкие плечи, и слезы благодарности выступили на моих глазах… Так в 1969 г. родился мой первый «кочевой» роман.

А как причудливо переплетаются человеческие судьбы! Трагически сложилась судьба любимого детища Николая Кочина — романа «Князь Святослав». Писатель начал работу над ним в 1941 г. Всего, с десятилетним «лагерным» перерывом, на создание романа ушло свыше 30 лет. К этому времени патриотическая тема, с лихвой использованная для Победы над фашизмом, вновь была задвинута на задворки, а в литературе опять господствовали идеологические догмы, по сути, глубоко враждебные подлинному патриотизму. «К книге моей отнеслись в издательстве мало сказать неприязненно, но враждебно», — с горечью писал автор после многих лет бесполезных и унизительных «хождений по мукам». При жизни Н. Кочина роман так и не удалось опубликовать.

В 1992 году, будучи главным редактором журнала «Русь», я принялся за настойчивые поиски рукописи Н. Кочина и обнаружил ее у наследницы писателя Екатерины Калачевской. Талантливейший роман был опубликован в 7 номере журнала «Русь» за 1993 г. В этом же журнале я опубликовал и другую запрещенную работу Н. Кочина, повесть «По вольному найму».

В 1970 г. я уже жил в Ростове Великом и был назначен на должность главного редактора городской газеты. В этом же году по своей первой книге (что было тогда редкостью) был принят в члены Союза писателей СССР. А шестью месяцами раньше я приступил к работе над новым историческим романом «Иван Болотников», задумав отобразить широкое эпическое полотно в трех томах. Многие литераторы отнеслись к моей затее скептически. Ни один из советских писателей так и не решился взять такую сложнейшую тему, куда вплетаются царствование Федора Иоанновича, Бориса Годунова, голодные годы 1600–1603 гг., восстание Хлопко, Болотникова, вторжение самозванцев, польской шляхты, Смутные годы… Зияло белое пятно русской истории.

От издательства подчеркнем, что позднее, академик Ю. Давыдов напишет: «Валерий Замыслов — дерзновенный писатель. Он всегда берется за самые трудоемкие темы, на которые не поднимается рука известных русских романистов. Он будто ярким факелом, необычайным дарованием своего воображения, вырывает из глубокой тьмы самые забытые русской историей героические и трагические эпохи, реализованные в романах „Иван Болотников“, „Князь Василько“, „Княгиня Мария“, „Полководец Дмитрий“ (о сыне А. Невского), „Алена Арзамасская“. Не случайно Государственная комиссия, отбирая произведения на соискание Государственной премии, поставила романы Замыслова в один ряд с выдающимися мастерами прозы, как Леонид Леонов, Виктор Астафьев, Владимир Солоухин, Петр Проскурин… Попасть в „золотой“ список признанных художников Слова — большая честь для любого, даже известного писателя. Не случайна и высокая оценка творчества В. Замыслова знаменитым писателем Валентином Пикулем, который отметил: „В России немного талантливых исторических романистов. Валерий Замыслов — один из них“. А Международная академия психологических наук, рассмотрев психологию творчества российских писателей, остановила свой выбор на романах В. Замыслова, присвоив писателю звание Почетного академика МАПН и назвала его „яркой личностью и писателем мирового значения, обогатившим человечество не просто героями литературных произведений, а реальными людьми, живущими на реальной земле, обладающими конкретными переживаниями, эмоциями, чувствами, рассуждениями не просто здраво, но глубоко осмысленно, трезво и емко! Проза Замыслова легкая, певучая, лексически многообразная, всецело направленная на богатую узорчатую вязь народной речи, ритм ее подвижен, стремителен, сюжеты упруго закручены, динамичны и увлекательны. Но эта „легкость“ — свидетельство изящной формы. Это проза талантливого Мастера, глубоко чуждого холодно-бесстрастному изложению истории. Сложно себе представить, но Валерий Замыслов отобразил в своих книгах многотомный романный Свод Русской Истории IX–XVII веков.Взять, к примеру, один „Бунташный“ семнадцатый век. Наисложнейшее столетие! Но В. Замыслов в тяжелейший период его жизни полностью воссоздал в своих романах и этот век. Какой же титанический труд пришлось провести писателю! Просто уму не постижимо“».

Психология творчества, авторская индивидуальность, подчас только ему присущие особинки — озарения — диковинная вещь, они приоткрывают неведомую завесу в потаенный мир творчества. Жаль, что критики редко поощряют их своим вниманием, считая их блажью: мало ли как сходят с ума «чокнутые» творцы?! А напрасно… Вот, например, в первой книге о Болотникове есть глава «Поединок». Молодому крестьянскому сыну, только что оторванному от сохи, неискушенному в сечах, надо, во что бы то ни стало победить знаменитого татарского богатыря Ахмета, но и тому надо, во что бы то ни стало, одолеть русского воина. Ведь поединок наблюдают единоплеменники, от его исхода зависит психологический настрой каждого войска, которые должны вступить в бой.

— Над этой главой я бился очень долго, поясняет Валерий Замыслов. — Набросал около десяти вариантов, но чувствую, что сцена будет выглядеть неубедительно, уж слишком неравны силы «дуэлянтов». Недель пять не мог одолеть эту маленькую главу, прямо-таки измотала она меня, до галлюцинаций доходило. И вот как-то снится мне: я в дремучем лесу. Скит. Из него выходит седовласый старец-отшельник с крестом и вещает: «Послушай, отрок. Инако с поганым ордынцем бейся. Всю силу удара меча своего вкладывай не на его голову, а на его саблю». «Почему, старче?». «Аль не ведаешь? Русский уклад (так называлась в старину сталь, булат) крепче татарского. Перерубишь саблю — и ворог тебе не страшен. Добьешь мечом». К счастью я тотчас проснулся и кинулся к столу, чтобы записать слова старца. Он подсказал мне один из вариантов поединка. Я занялся изучением русского «уклада», поиски продолжались несколько месяцев. И вот находка! Действительно, в конце XVI века оружие, изготовленное из «уклада», было гораздо крепче татарского и османского. Вот тебе и старец отшельник! Именно по его совету я и выполнил сцену поединка. Были и другие сцены, увиденные во сне, особенно это касается ключевых глав произведений.