Валерий Замыслов - Ярослав Мудрый. Историческая дилогия

— Да мы ж вкупе с ним пойдем.

— Не пойдем. То — моя забота. Я на старость сошлюсь, а ты на руку поплачься. Зело-де недужит, с экими ученьями совсем отвалилась. С сегодняшнего часу рукой не маши. Перевязь повесь. Уразумел?

— Дубиной в темечко не колочен, Додон Елизарыч.

— То-то… А Дерябе посули злата и серебра. Много посули. Дельце, мол, надо одно провернуть, но какое, пока не сказывай. Поразмысли, как следует — и посули, да будь осторожлив. Уразумел?

— Опять ты за свое, боярин.

— Не супь брови. Дельце, конечно, тяжкое, но коль всё будет ладненько, ждут нас великие почести от великого князя. Велено немедля к нему прибыть. Станешь ты одним из первых княжьих мужей державных, а здесь при Хромыге мы и вовсе захиреем. Готовь, сотник, Дерябу.

Деряба при тайной беседе с сотником на всё был согласен.

— Язык за зубами умеешь держать?

— Не сумлевайся, сотник. За такие-то гривны?! Да режь меня на куски — буду нём, как рыба.

— А куда с богатой мошной подашься?

— Не к тятеньке же. Русь велика. Далеко уйду, в земли полуночные. Ни одна собака не сыщет. Как ты посоветовал, так и сделаю. А там уж развернусь, в купцы подамся. Будет и Деряба спереди горбатеть.

Затем разговор Горчака вновь переместился в опочивальню Колывана. Выслушав сотника, Додон оглядел своего подручника дотошным взором. Доверился, ох, как доверился он Горчаку. Не промахнулся бы где-нибудь этот сотник. Уж слишком важное поручение дал Владимир Святославич.

Малейшая погрешность — и всё закончится жуткой казнью заговорщиков. Но исполнять приказ великого князя надо. Он, как известно, недолюбливает сына, но лелеет надежду выдать Хромыгу за императорскую или королевскую дочь. Так он поступает со всеми сыновьями. Приказ его жесток, но справедлив и для Руси выгоден.

— Значит, Деряба готов выполнить твое повеление, Горчак?

— Наше повеление, боярин.

— Твое, Горчак, твое! Мое имя ты даже под самой лютой пыткой не должен выдать.

— Я-то не выдам и до пытки, надеюсь, дело не дойдет. Но Ярослав — не глупендяй, он тотчас догадается, когда мы отъедем к великому князю.

— То не беда, сотник. Поздно! Хромыге нас у Владимира не достать. Тебя не должно это волновать. Мы ради великой державы старались… А продумал ли ты, как Деряба в Ростове останется? Хромыга всех дружинников, кои из охочих людей набраны, намерен взять на булгар.

— Всяко прикидывал, но до самого хитроумного пока не дошел.

— Тогда меня слушай и набирайся мудрости. Доживешь до моих лет, и у тебя умишка прибавится… Деряба должен пойти в поход.

— А кто ж тогда полюбовницей займется? — недоуменно вскинул сросшиеся брови сотник.

— Деряба. Не я ль тебя сказываю, что мудрость приходит со старостью. Где просто, тут ангелов со сто, а где мудрено, тут нет ни одного. Внимай, сотник…

Весть о гибели дружины князя Ярослава потрясла вече. Ростовцы в кой раз расспрашивали Дерябу, но тот ничего нового добавить уже не мог, каждый раз повторяя одно и тоже.

На помост, сооруженный неподалеку от храма, поднялся бывший кузнец, а ныне тысяцкий Будан.

— Не чаяли мы такого горя, ростовцы. Нравен был нам князь Ярослав. Строг, но справедлив, обид не чинил, и дружина его никогда ростовцев не притесняла. В добром согласии мы жили с Ярославом. Одного не могу умыслить — как же князь так мог оступиться? В голове не умещается. Но как не скорби о павших, их уже не вернешь. И другое худо. Ныне надо ждать непрошеных гостей. Булгары, одолев Ярослава, в покое Ростов не оставят.

Горожане закричали:

— Встанем от мала до велика, Будан Семеныч!

— Защитим крепость! Защитим наших матерей, жен и детей!

— День и ночь будем оружье ковать!

Будан поклонился народу и вновь заговорил:

— Добро, что не оробели. Спасибо вам, братцы. И всё же мекаю, что маловато нас, надо бы войско множить. Послушаем боярина Озарку, что за Ярослава остался.

— Беду нашу ничем не измерить, но тысяцкий прав. Надо о завтрашнем дне думать. Сегодня я уже послал гонца к великому князю, дабы сообщить ему о гибели сына, и дабы немешкотно прислал в Ростов нового князя с дружиной.

— Дело говоришь! — закричал боярин Колыван. — Сироты мы без князя Ярослава!

— Сироты! — вторил боярину сотник Горчак. — Не могу слез сдержать. Никогда такого умного и доброго князя нам не видать. Неслыханное горе, ростовцы!

А Озарка продолжал:

— Но до Киева не малый крюк. Пока новая дружина придет, булгары могут под стенами Ростова оказаться. Надо заново охочих людей кликнуть. По всем селам и деревеньками вестовых послать. Думаю, что мужики отзовутся. Коль булгары навалятся, никого не пощадят. Ни жен, ни детей!

— Немедля звать мужиков! — вновь заорал на всю Торговую площадь Колыван…

Тихомир напрягся, как пружина, и пристально впился своими зеленоватыми, вспыхнувшими глазами на разъяренного зверя. Голодная медведица, со страшным ревом поднявшаяся на задние лапы, двинулась, было, на человека и вдруг… остановилась, а затем и вовсе отошла в угол клетки.

Сиворг глазам своим не поверил: впервые священная медведица не захотела принять жертву. Что с ней случилось?

— Может, она сыта? — спросил, стоявший у пещеры Урак?

Сиворг глянул на него с открытым пренебрежением.

— Ты совсем не знаешь, Урак, наших обычаев. Прежде, чем принести в жертву человека, мы не кормим медведицу целых три дня, даем ей лишь воду. Она должна была разодрать Тихомира на куски.

Вокруг пещеры сгрудились все жрецы племени. Они были в явном замешательстве и не знали, как теперь поступить.

— Потычьте ее копьями. Разозлите медведицу! — отдал приказ Сиворг.

Но медведица лишь глухо урчала и не приходила в ярость.

Сиворга охватила злость.

— Довольно! Медведица сама знает, когда ей принять жертву. Ступайте прочь!

Вечером к клетке пришел служитель священной медведицы с большой бадьей воды. Он хмуро посмотрел на узника и проворчал:

— Отойди в дальний угол.

Тихомир отошел, а служитель, сторожко поглядывая на покойно лежавшую медведицу, принялся отпирать огромный замок, а затем отодвигать пудовый засов на двери, забранной толстенной решеткой, кою не мог даже одолеть зверь.

И вновь Тихомиру пришлось напрячь всю свою чудодейственную волю, способную повелевать человеком.

«Забудь про засов. Забудь про засов…»

У служителя, кой поставил бадью, почему-то вдруг закружилась голова. Он на какой-то миг ухватился обеими руками за решетку, а затем медленно повернулся и всё так же медленно, покачиваясь всем телом, направился к селищу.

— Прощай, добрая медведица, — молвил Тихомир и, задвинув засов, поспешил в лесные пущи.

Через две-три версты он встал на колени среди малой, залитой серебряной росой полянки, поднял руки к звездам и принялся молиться богам. Молился долго и усердно. Бледно-зеленый, дремотный лунный свет озарял его продолговатое, утомленное, сосредоточенное лицо.