Виктор Карпенко - Брат на брата. Окаянный XIII век

На помост взошел боярин Роман. С трудом уняв толпу, он, тяжело чеканя каждое слово, прогудел:

— Вам бы только рыготать, — осуждающе покачал головой боярин. — А того не видите, что правит нами не Святослав, а отец его — князь Всеволод. И коли не изгоним мы Святослава с боярами, быть нам под Володимир-градом. Князя же торопецкого мы знаем. Отец его, Мстислав Храбрый, долгие годы был нам опорой, заступником земли новгородской, и Мстислав Удалой послужит нам також!

— Верно!

— Верно говорит боярин! — послышались выкрики из толпы.

— Звать Мстислава на стол! А Святослава — в Волхов!

— И бояр володимирских також с моста!

— Всеволод купцов наших на земле володимирской имал, товаров лишил! А нам что, на его бояр молиться? Не святые, чай! В Волхов их!

— Пожечь дворы бояр володимирских!

Видя, куда клонится народ, вышел на край помоста архиепископ Митрофан. Его рыжая бородища затрепетала на ветру, а голос, будто сполошный колокол, пронесся над вечем:

— Уймись, земля новгородская! Грех то — измышлять супротив дитяти безвинного. Сами позвали вы его на стол новгородский, крест целовали ему. Клятву преступаете!

— А ты шибко-то не шуми, владыка. Нас напужать трудно! А ну, мужики, поможите мне.

Десятки услужливых рук потянулись к Пантелеймону и, подняв его, выкатили на помост. Дед оправился и, подбоченясь, выкрикнул встречь епископу Митрофану:

— И то верно, владыка, звали мы Святослава на стол княжеский, а тебя кто звал? Никто! Ты сам пришел. А самозваных нам не надобно! Тебя над нами князь володимирский поставил, вот и ступай к нему. — И, обращаясь к народу, миролюбиво закончил: — На князя же Святослава мы не в обиде. Пущай поживет у тебя, владыка, на дворе, да и бояре володимирские тож с ним. Не объедят, чай. А приедет в Новгород князь Мстислав, тогда и решим, что с ними делать. Так, мужики?

— Верно!

— Верно говоришь, Пантелеймон! У Всеволода купцы новгородские по порубам сидят, коли что, так Святослава с боярами обменяем на наших-то, — слышались одобрительные выкрики.

Судили и рядили новгородцы до самого вечера. Накричавшись до хрипоты, сошлись в одном: звать на стол новгородский князя Мстислава Мстиславовича. Малолетнего же князя Святослава с его боярами и дружиной заключить в архиерейском доме и держать под стражей. По приходе же Мстислава Удалого в Новгород в знак величайшего доверия и расположения передать ему опальных владимирцев.

Колокольным перезвоном, радостными криками встречали новгородцы князя Мстислава. Тот, в праздничные одежды разодетый, в окружении бояр въезжал в город. За ним следовала дружина.

«Это не Торопец, не Торжок и даже не Смоленск… Господин Великий Новгород! И он у моих ног! — размышлял Мстислав, вглядываясь в ликующие лица горожан. — Супротив Великого и Володимиру не устоять».

— Любо ли тебе, государь, глядеть на все это? — чуть наклонившись вперед, заискивая, спросил у Мстислава боярин Роман. Он и еще несколько бояр новгородских по решению веча выехали в Торжок, дабы сопровождать Мстислава в Великий Новгород. — Ждут тебя новгородцы, и радуются твоему приходу, государь, все лучшие люди у Софии, там состоится целование креста Господня.

Мстислав молчал, и это молчание вводило в замешательство сопровождавших его бояр: доволен ли князь встречей, а может, что не так и ликование народное Мстиславу не по душе?

— Княжеский терем ждет тебя, государь, а князь Святослав в архиерейском доме, под стражей, дожидается твоего суда, — заглядывая в глаза Мстиславу, торопливо говорил боярин.

— Обид не чинили князю? — строго спросил Мстислав.

— Не изволь тревожиться, государь. Князя Святослава по-доброму спровадили из княжеского терема. При нем боярин Лазарь — разумный муж, он и дружину княжескую удержал от ненужного кровопролития. А что делать со Святославом — тебе решать.

— Надо бы пустить Святослава вольно.

— Мы хотели как лучше, — потупился боярин.

— Чего уж там, — снисходительно бросил Мстислав. — Что сделано, то сделано. Теперь надо ждать под стены новгородские Всеволода. Не по нутру князю володимирскому мой приход. Это я доподлинно знаю.

В золотом облачении, в окружении священников встречал князя на паперти Святой Софии архиепископ Митрофан. Приняв благословение, Мстислав прошел в собор, дабы преклонить колени пред святынями новгородскими да поклониться праху отца своего, князя Мстислава Храброго, и только после этого вышел к народу.

Людское море колыхалось и многоголосо шумело, заполонив площадь и прилегающие улицы, облепив высокие тыны и крыши теремов, гроздьями повиснув на деревьях.

— Здрав будь, Господин Великий Новгород! — И рев многотысячной толпы был ответом Мстиславу. — Пришел я дать вам волю, защитить от притеснений бояр володимирских, от чинимых ими правежей и непомерного мыта. Я, князь Мстислав, служить буду Великому Новгороду как отец мой, Мстислав Храбрый, и також оберегать вежи земли новгородской от ворога. Целую в том крест! Но князь володимирский, Всеволод Юрьевич, не простит изгнания сына своего, а потому за пирами помнить надобно об этом. Я как ваш князь повелеваю немедля собирать дружину новгородскую, сзывать воинов по всей земле, ибо Володимир в силу вошел, и победить его будет непросто!

— Побьем володимирских!

— Веди, князь!

— Поход! Поход! — кричали новгородцы.

Эти крики и шум толпы доносились до архиерейского дома. Четырнадцатилетний Святослав, мечясь от окна к окну, дрожащим от обиды голосом выкрикивал:

— Срам! Срам-то какой! Что я батюшке скажу в свое оправдание? Почто город под собой не удержал? Не наказал новгородцев за обиды и унижение. А все ты! Ты виноват! Почто не дал дружине порубить бунташных?! — бросал он обвинения боярину Лазарю.

Лазарь на слова князя согласно кивал и тихим, вкрадчивым голосом увещевал:

— Горяч ты, князь Святослав, молод. Оттого и кровь для тебя, что водица. Загубить душу непросто. Тяжким бременем она ложится, покоя лишает. А что до новгородцев, так они что лошади степные, необузданны и дики. Тронешь одного, весь город поднимется. Нам же с Великим Новгородом тягаться не под силу. Вот батюшке твоему то по плечу. Подождем прихода володимирцев.

— А ты слышал, что голытьба выкрикивала на площади? «В воду их! В Волхов!» Это меня-то, князя, как татя, в воду?

— Прости их, князь, неразумных. То они по глупости, не по злобе.

— Отец пожег Рязань, и я пожгу Новгород! — произнес Святослав и решительно ударил кулаком по столу.

Пряча улыбку в бороду, боярин Лазарь осторожно спросил:

— И не жаль тебе города? Красив-то как, под стать Володимиру, а то и самому Киев-граду!

— Видит Бог, жаль, — как-то сразу сник Святослав и, опустившись на лавку, тихо произнес: — Но честь княжеская, уязвленная обидой, не дозволяет мне быть великодушным. Пойми ты, боярин, князь ведь я.