Виктор Карпенко - Брат на брата. Окаянный XIII век

— Скажи, сосед, а почто у свеев детинцы высокие, каменные, неприступные? Взглянешь, и аж мороз по коже от вида их. Серые, мрачные…

— То, Фролушка, не детинцы, а замки по-ихнему прозываются. Мрачны же они от черноты помыслов, от злобы, а высокие стены возводят в тех замках, чтобы укрыться от гнева людского. Христос вроде у них тот же, також на кресте распят, а все не то. Чтобы в веру свою народ привести, и огнем жгут, кто противится, и мечами секут, да чего говорить попусту. Сам вскорости все увидишь. Вон, уже и Юрьев виден, — указал рукой Лука на просвет между деревьями, где черной полосой преградила путь крепостная стена. Когда же дозорный полк показался на опушке леса, в городе ударили в колокола. К немалому удивлению и радости, ворота крепостные распахнулись и народ повалил из города навстречу новгородцам.

Все новые и новые полки выходили на открытое место и расходились вправо и влево, обтекая толпу юрьевцев. Из леса показался и сам князь. В окружении воевод и гридей охраны он подъехал к гомонящему людскому морю. Видимо, весь город вышел встречать русских воинов.

От толпы добротно одетых горожан отделился высокий широкоплечий мужик в легком серого цвета кафтане без ворота. Это был городской старшина Любомир. Поклонившись князю, он зычно, чуть растягивая слова, произнес:

— Здрав будь, Ярослав Всеволодович! Прими нашу покорность. Мы в твоей воле, князь. Хочешь — войди в город хозяином, хочешь — гостем. Как скажешь, так и будет! — склонил голову городской старшина и медленно опустился на колени. За ним последовали все горожане, и только островок человек в семьдесят, повязанных веревками датских и немецких рыцарей, возвышался над коленопреклоненными.

— Встаньте! — показал рукой Ярослав, ибо не многие понимали русскую речь. — Я наслышан о вашем гостеприимстве и готов погостить день-два.

Городской старшина встал с колен и, обернувшись к горожанам, что-то выкрикнул. Многотысячная толпа всколыхнулась восторженными криками.

— Мы счастливы принять тебя, князь, и твоих воинов в нашем городе, — продолжил городской старшина. — В знак доброй воли прими от нас подарок.

По его знаку горожане расступились и по образовавшемуся проходу провели пленных рыцарей.

— Добрый подарок! — улыбнулся Ярослав. — Хоть и не сам пленил этих крестоносцев, но от такого подарка грех отказываться.

— Просим тебя, князь, войти со своими воинами в город. Путь был неблизок, многотруден, пора и отдохнуть, — пригласил Любомир.

Но в Юрьев въехал только Ярослав с несколькими боярами и охраной. Войско же разбило лагерь под стенами города и, выслав дальние дозоры, расположилось на отдых.

Город за городом встречали новгородцев распахнутыми воротами и богатыми дарами. Все новые возы с добром пополняли обоз, чем несказанно радовали ополченцев и княжеских дружинников: знали, что доля каждого растет день ото дня. Князь Ярослав вознамерился было пойти на Ригу и покончить с орденом меченосцев, но старосты городов и эзельские послы на совете отговорили его от этой затеи, убедив вначале освободить Эзельскую землю.

К полудню девятнадцатого июля тысяча двести двадцать второго года войско подошло к Феллине.

Спрыгнув с лошади и поклонившись князю, сотник дозорного полка доложил:

— Прости, князь, что вести принес плохие, — начал было сотник, но Ярослав его остановил:

— Что, ворота града закрыты?

— Нет, князь, ворота распахнуты, да город безлюден. Упредили нас, крестоносцы овладели Феллиной. Жителей коих побили, коих в полон увели, дома разорили… Новгородцев, что были в граде, на крестах распяли, а немало и на стенах крепостных повесили.

— Что-о-о?! — взревел пораженный вестью Ярослав. — Песьеголовцы! Нелюди! Да как они посмели?! Не пощажу! Никого не пощажу! — И, перетянув лошадиный круп плетью, князь устремился к городу.

То, что предстало его глазам, повергло Ярослава Всеволодовича в бешенство. Воины, посланные им две недели тому в Феллину, были не только распяты, но и растерзаны: у многих вспороты животы, выколоты глаза, мелко посечена кожа, и новгородцы в страшных муках медленно истекали кровью.

Повернувшись к сопровождавшему его воеводе, Ярослав приказал:

— Пленных рыцарей посечь мечами! Всех! До единого! Нет им пощады!

Ярослав словно обезумел. Похоронив новгородских воинов, он обрушился на Феллинскую землю. Но там рыцарей уже не было. Они ушли в Ревель, и тогда под занесенный меч русов легли головами ни в чем не повинные жители Феллины. Стон и плач стояли по всей земле, и когда прошли новгородцы, только пепелища да могилы остались у них за спинами. Не многим феллинцам удалось укрыться в лесах от гнева Ярославова, да и тех через год выловили и убили вернувшиеся в Феллину рыцари-крестоносцы.

Новгородцы же ушли на юг Эстонии. Объединившись с южными эстами, они осадили приморские города Ревель и Колывань. Четыре недели длилась осада. Не единожды ходили новгородцы на штурм крепостных стен, но датчане и немцы оборонялись отчаянно, нанося немалый урон осаждавшим.

Близилась осень с холодом, дождями, слякотью, и, поразмыслив над создавшимся положением, князь приказал снять осаду. В конце сентября новгородское ополчение и княжеская дружина без славы победителей, но с большим полоном и огромной добычей вернулись в Великий Новгород.

Новгородцы были довольны Ярославом: город походом обогатился, а сам князь в дела веча не лез, давая боярам полную свободу. По первому снегу в Новгород приехала Ростислава. Князь был очень недоволен, что жена не привезла с собой первенца — Федора. Когда суета встречи схлынула, гости, приглашенные князем на малый пир, разошлись и супруги остались одни, Ростислава пояснила причину того, почему приехала одна.

— Через два-три дня я возвращаюсь в Переяславль и тебя зову с собой. Пойми, что я — твоя жена и желаю тебе добра. Ты вернул Новугороду былую славу, изгнал ворога, пополнил казну золотом и серебром. Но поверь мне, пройдет совсем немного времени, и ты новгородцам будешь не нужен, ибо нескоро свеи осмелятся нарушить порубежье земли новгородской. Они прогонят тебя, как это не раз случалось с моим отцом. Сейчас ты силен, как никогда. Ты можешь вооружить любую дружину, и Новгород тебе не нужен. Оставь его. Выжди. Счастье твое не в Новугороде, а во Владимире.

Больше к этому разговору Ростислава не возвращалась. Через две недели она уехала, но червячок сомнения, зароненный ею, нещадно грыз Ярослава, лишив покоя. Под Крещение, никому не открыв причины, Ярослав Всеволодович оставил княжеский стол и уехал в Переяславль-Залесский.

Впервые бояре новгородские были в Нижнем Новгороде. Дивились они увиденному, в столь краткий срок граду возведенному. Пристань была поставлена добротно, на дубовых сваях, для множества судов. От пристани вверх по склону вилась мощенная камнем дорога, заканчивающаяся перекинутым через ров мостом. Воротная башня и крепостные стены поражали толщиной бревен, высотой и какой-то непреклонной уверенностью: на века! Город строился. Рядом с неказистыми, врытыми в землю времянками уже желтели дощатыми крышами добротные дома нижегородских купцов, бояр, что пришли с Юрием Всеволодовичем в этот дикий, забытый богом край.