Владислав Бахревский - Ярополк

– Матушка, благослови! Мне скучно и тесно в дедовском Киеве. Далекий от жизни город. Я хочу идти за Дунай. Переяславцу быть серединой моей земли. Туда стекаются все блага: из греческой земли – золото, паволоки, вина, разные плоды, из Чехии и Венгрии – серебро и кони, из Руси же пойдут меха и воск, мед и рабы.

– Своими ли словами говоришь? Видишь, я – больна. Куда ты все стремишься, ища не центра земли, но края своей жизни? Не молчи. Отвечай.

Святослав не хотел говорить. Он сам видел: мать не жилец на белом свете. Но ведь и сыновья не грудные младенцы. У Ярополка жена… Ничего не сказал вслух.

Высохли влажные глаза вещей Ольги. Молвила, отведя лицо от Святослава:

– Погреби меня и ступай себе на все четыре стороны.

Горько стало великому князю. Пришел на свой двор, сел на коня и ездил по кругу, словно умом тронулся. Не пошел к делам, не захотел утолить голод. Кружил, не давая передышки ни себе, ни коню.

В тот день пришла к Святославу Власта. Явилась она с даром великому князю. Гридни не посмели остановить женщину. Принесла Власта в пеленах только что родившегося младенца. Встала перед князем, развернула свивалки снизу:

– Видишь, князь, – сын. За сына ты обещал мне коня.

– Помню, – признал Святослав.

– А теперь дальше смотри! – Развернула свивалки сверху и показала мертвое тельце. – Я свой долг исполнила, а ты бросил Киев и народ. Задушили нас голодом печенеги. Не я одна, многие женщины родили мертвых. На тебе вина, князь.

Сошел Святослав с коня, поклонился Власте:

– Я хоть и побил печенегов, но виноват. Возьми коня.

– А ты сына моего держи.

И взяла Власта повод, а в руки князю положила младенца.

– Не ради корысти сей обмен, а ради правды. Дома сиди, князь, если хочешь дать покой людям, если хочешь, чтобы женщины рожали живых сынов, для жизни, не для смерти.

И ушла, увела княжеского коня.

Киев узнал: великая княгиня вещая Ольга занемогла, лежит. Притих город. Даже на базарах люди осаждали крикунов, а балагуров могли и побить. Прошел день. На другой мудрые приметили: птицы не поют. Обезголосели. Печаль объяла город. Молились о здравии княгини христиане, кормили истуканов хлебом, поили молоком и кровью язычники.

На второй день болезни священник отец Хрисогон пособоровал Ольгу. Дворцовые слуги ждали, что будет завтра. И пришло завтра. И увидели киевляне: стоят облака. Стоят на одном месте, а ветер землю метет.

Почувствовала вещая Ольга – близок ее последний час. Позвала сына и внуков. Первым благословила она Владимира.

– Будь народу светлым пастырем. Да назовут тебя Солнышком, но не позволяй называть себя ясным месяцем. У месяца свет обманный, не греет.

Молча поклонился отрок бабушке.

Древлянскому князю Олегу, внучку своему, вещая Ольга заповедала:

– Вот ты с юных лет князь, правитель отческого удела, родины моей. Не торопись быть судьей людям. Слушай, как мудрые решают дела. И не скачи ты день-деньской за зайцами, как заяц, по полям, не рыскай по лесам за волками, волку уподобясь. Князю тешиться недосуг, князь людям надобен, а не собакам, не соколам. Охота – кровавая потеха. Помни, всякая пролитая кровь жаждет отмщения. Захочется тебе на охоту – в церковь сходи.

Кланялся Олег упрямой головой, соглашаясь, и пошел скорым шагом из бабушкиной спальни, пропахшей ладаном, лампадами, свечами. Ярополк не сумел спрятать слез, упал перед кроватью бабушки на колени, взмолился:

– Я буду класть поклоны весь день и всю ночь, только не умирай!

Улыбнулась Ольга:

– Я люблю тебя, внук мой, князь мой Киевский, но меня Бог зовет. Господа Бога не ослушаешься. Видно, все, что было записано в Книге Судеб, я совершила.

Княгиня протянула руку к Библии, и отец Хрисогон подал ей фолиант, написанный по-гречески. Указала Ольга страницу и строку, и отец Хрисогон прочитал:

– «…Да взыщется от рода сего кровь всех пророков, пролитая от создания мира».

И сказала Ольга Ярополку:

– Помни это и страшись нынче, пока в силе и здоровье, ибо завтра будет поздно.

И снова была открыта книга, и прочитал Хрисогон:

– «Путь грешников вымощен камнями, но на конце его – пропасть ада».

– Не забывай! Ты – христианин, – заповедала Ольга. – Заклубит перед тобой бесовство язычества, а ты сумей устоять, не предать Христа и самого себя. Твоя бабушка устояла.

Третий раз открыли святую книгу, и указала Ольга строку, и отец Хрисогон прочитал:

– «Вот муж на рыжем коне стоит между миртами».

– Слава Богу! – прошептала умирающая. – Твое княжение будет для народа покойным и мирным.

И осенила Ярополка крестом, и закрыла глаза, набираясь сил для последнего разговора с сыном своим, с князем Святославом.

Сказала Святославу с великой печалью:

– Если попрошу тебя сидеть в Киеве, радоваться миру и покою, ты ослушаешься. Мне – скорбь, тебе – грех. Живи как хочешь, но дай мне слово, что не будет от тебя гонения христианам.

– Да пусть живут! – весело откликнулся Святослав.

– Взрастил бы ты сыновей, внуков моих, тогда и шел бы искать неведомо что! – вырвалось у Ольги в отчаянье.

Святослав только голову наклонил, чтоб не смотреть матери в глаза. И сказала великая княгиня, теряя силы:

– Тризны по мне не совершай. Отец Хрисогон меня похоронит. Да не оставит тебя Господь, хоть ты бежишь от Него.

Перекрестила. И выкатились слезы из глаз ее. Не по себе, по сыну.

Ушел Святослав, а Ольга была в недоумении: много хотелось сказать, приготовила слова пронзительные, но Бог иначе устроил.

И скончалась великая княгиня Ольга, и похоронил ее по христианскому обычаю отец Хрисогон.

Преподобный Нестор-летописец так написал о блаженной Ольге в «Повести временных лет» [104]: «Была она предвозвестницей христианской земле, как денница перед солнцем, как заря перед светом. Она ведь сияла: как луна в ночи, так и она светилась среди язычников, как жемчуг в грязи; были тогда люди загрязнены грехами, не омыты святым крещением. Эта же омылась в святой купели, и сбросила с себя греховные одежды первого человека Адама, и облеклась в нового Адама, то есть в Христа. Мы же взываем к ней: «Радуйся русское познание Бога, начало нашего с ним примирения». Она первая из русских вошла в Царство Небесное, ее и восхваляют сыны русские – свою начинательницу, ибо и по смерти молится она Богу за Русь».

Князь Святослав поджидал дружину молодых вятичей, позвал с собой в Переяславец. Даром времени не терял, учил строю, владению оружием новобранцев, горевших желанием идти за птицей Славой да по иноземные чудеса.

А Киев жил неспокойно.

Ночами дважды загоралась церковь Николая Угодника, но Бог не попустил истребить храм, святую свечечку среди языческих просторов. Христиане спали чутко, тушили пожар вместе с Ангелами.