Сергей Юрченко - Скопец, сын Неба

На следующий день Иисус отправился в Кумран к ессеям. Я передал все бумаги комитету и отошел от партийных дел. Что ты намерен делать, спросил Никодим меня. Я еще сам не знал. Иисус вернулся через три дня с неким Лазарем, мирной овцой Израиля. Спячка от многого освобождает, но смерть еще больше, сказал мне Иисус. Кумран спит и видит рай. Эти старцы проспали Царство Небесное. Это тоже выход. Мирная овца Лазарь ему возражал. Мы посетили его Вифанию, прожили там неделю и отправились в Галилею”.

Петр прерывает чтение. Он понимает, что дальше последует рассказ о событиях, свидетелем и участником которых был он сам. И это будет совсем не та история, которая сложилась в его голове. Это будет евангелие от Иуды, сына смерти. И откуда-то свыше к Петру приходит убеждение, что такая мрачная личность не способна правильно передать светлый образ Христа. И тот, кто шептал Иисусу: сей их как траву, - шепчет сейчас Петру: уничтожь эту ложь. Рыбак сворачивает свиток и вместе с ним выбегает во двор. Его спутники давно ушли, и теперь ему придется их догонять. Он не нашел бы дорогу к дому Иуды в малознакомом ему Иерусалиме, но выбраться из него к Масличной горе он сможет. Петр останавливается у очага с тлеющими еще углями. Под седым пеплом мерцают красные огни.

Он несколько мгновений медлит и затем бросает свиток в очаг. Ему некогда ждать, когда этот пергамент сгорит. Он убегает. Некоторое время лист козьей кожи лежит неподвижно, словно жар ему не страшен, а затем начинает трепетать и сжиматься, издавая трескучее дьявольское посмеивание.

В глубине сада на ложе сидят с вечера Нахум и Мария. Им прекрасно виден весь двор, и они были свидетелями всего, что происходило на нем за последние два часа с той минуты, как гости поднялись на вечерю.

Дважды на лестничную площадку выходил Иисус, чтобы выплеснуть воду из таза, а затем двери закрылись. Спустя час уже в полной ночи флигель вновь открылся, выпустив из себя сноп желтого света, подобно башне Фазаила над дворцом. Первым вышел Иуда и, не глядя по сторонам, тяжелой походкой покинул двор. Калитка провизжала и захлопнулась. Через некоторое время на лестничную площадку вышел Иисус, взглянул на небо и спустился вниз. За ним потянулись все остальные. Толпой они пересекли двор и исчезли за визгливой калиткой. Нахум был уверен, что во флигели не осталось никого, когда вдруг появился еще один - здоровый рыбак, которому Нахум по приказу своего господина выдал два меча из оружейного тайника. Он бросил что-то в очаг и скрылся. Калитка издала свой протест в третий раз.

Нахум уверен, что его господин и эти люди готовят какой-то заговор. Он подумал об этом сразу же, как только они вошли. И все последующие события подтверждали его догадку. Для верного слуги никогда не было тайной, что Иуда - зелот и враг римского режима. Старик вспоминает ту страшную ночь, которая перевернула всю жизнь в этом доме. Иуда был самым младшим в семье саддукея Симона и наслаждался детством. Нахум и его старуха, тогда еще не слепая и не глухая, но молодая бездетная женщина, души не чаяли в этом смышленом, живом мальчике. У него была страсть к камням. Вечно он таскал с улицы какие-то булыжники и складывал в углу двора. А еще он любил разглядывать звездное небо. Все вечера он проводил на крыше дома, где еще не был построен флигеля, но стояли только тент и кушетки.

Однажды вечером в дом ворвались гвардейцы Ирода Великого. Они пришли за Симоном. Глава семейства готов был подчиниться. Но его старшие сыновья достали мечи. Одного гвардейцы ранили. И тогда началась резня. По двору метались фигуры, мелькали факелы, солдатские шлемы, мечи, звучала мужская ругань и женские крики. Гвардейцы не пощадили никого. Тогда-то на шум и крики с крыши стал спускаться по лестнице маленький Иуда. Во дворе лежала вся его семья, и факелы отсвечивали в лужах крови. Мальчик с криком побежал вниз, его нога подвернулась, и он покатился по ступеням. Его левая нога была переломлена, и кости с кусками мышц торчали наружу. Нахум и Елизавета бросились к мальчику. И пока он прижимал к себе потерявшего сознание ребенка, его жена валялась в ногах воинов, моля пощадить ее единственного сына. Они - лишь рабы в этом доме, кричала она, и это их дитя, не господское. Гвардейцы, насытившись кровью, ушли. В несколько минут счастливый мальчик стал сиротой и калекой. В ту же ночь Нахум погрузил его в повозку и вывез из Иерусалима. Он доставил его в Аримафею к двоюродному брату Симона.

Через несколько лет Ирод Великий умер, заживо поеденный язвами. Его старший сын Архелай правил недолго, а затем над Иудеей был установлен римский протекторат. Иуда вернулся домой спустя десять лет, уже юношей с кривой ногой. Синедрион восстановил его наследные права, Рим это подтвердил. Но Иуда тут же сблизился с зелотами. Теперь он был еще более радикален, чем его отец, прозванный сикариотом. В его доме собирались темные личности, бывали и члены Синедриона. Он часто куда-то уезжал, а в потайной комнате держал целый склад оружия. Именно из этого склада Нахум выдал сегодня галилейскому рыбаку два меча. Этот детина тащился за ним по всему дому и во все совал свой нос, пока Нахум не осадил его: стой здесь и никуда не заглядывай! “Ладно, старик”, - обиженно ответил тот, а когда получил свои мечи, стал еще придирчиво их разглядывать, будто в лавку пришел за товаром. Старый слуга выпроводил его из дома. И вот теперь этот человек, несомненно, унес мечи в ночной город.

Нахум слезает с ложа и идет к очагу. Мария следует за ним. В очаге, сжавшись от жара, тлеет пергамент. Наверное, секретный документ. Старик качает головой, осуждая такую неаккуратность, подбрасывает в огонь несколько щепок и раздувает его. Пепел летит во все стороны, заставив Марию отступить.

-Что это, отец? - спрашивает она.

-Какие-то записи.

-А зачем их сжигать?

-Дочка, мой господин и твой возлюбленный занимаются делами, за которые римляне по голове не погладят.

Верный слуга тщательно сжигает апологию Иуды, не зная, что на этом костре сгорает честь его господина, которого он любит, как родного сына, и успокаивается лишь тогда, когда от нее не остается ни клочка.

-Пойдем, Мария, прибрать надо комнату. - Нахум смотрит на открытую дверь флигеля, через которую льется яркий, желтый свет и ворчит: - Незачем в лампах зря масло жечь.

-Можно мне будет там остаться? - спрашивает Мария.

-Нет, дочка. Я знаю, что это твое любимое место, но и мой господин его любит. Он и выстроил его для того, чтобы в доме не жить. Уж сколько лет дом пустой стоит, - со вздохом добавляет он.

-Они вернутся?

-Конечно, вернутся. Видать, дело срочное. Оттого и умчались все. Вернутся, дочка.

Петр покидает город через ближайшие Сионские ворота, чтобы не плутать по улочкам города, где можно столкнуться с храмовой стражей или римским патрулем. Он идет вдоль южной стены Иерусалима по долине Гинном, проходит под акведуком, минует амфитеатр, которой Ирод Великий построил вместе с ипподромом, желая эллинизировать народ. Но греческие трагедии и римские фарсы были противны религиозному сознанию иудеев, и культурно-развлекательные постройки пришли в запустение. На зрительских рядах театра играли дети и паслись козы, а ипподром превратился в караван-сарай для паломников. Петр встречает их повсюду. Они разбили свои шатры и поставили повозки у городских стен, словно армия, взявшая Иерусалим в осаду. Он минует их оживленные компании, достигает Стефановых ворот, за которыми находится обрушенная купальня Силоам, и поворачивает на север в долину Кедрон. Масличная гора видна издали, как иллюминированная рождественская елка, благодаря многочисленным фонарям, факелам и кострам, мерцающим среди олив, покрывающих весь холм. Рыбак проходит источник Гихон с подземным туннелем, уходящим под Храмовую гору. Над ним возвышается юго-восточная оконечность горы, Офла, заселенная храмовой прислугой - потомственными мусорщиками Яхве. Петр пересекает долину Кедрон и приближается к Гефсиманскому саду.