Сергей Юрченко - Скопец, сын Неба

Конечно, ничего в этой истории уже нельзя доказать. Да и нужно ли? Остается только предполагать. Я полагаю, что Иисус был гностиком, но не в смысле того мистического гностицизма, который возник вместе с христианством в 1-2 веках. Это учение с его Эонами – детский лепет античности. Исторически его выводят из зороастризма. А там главное – неотвратимый дуализм добра и зла. Из этого пессимизма и возникли гностические школы Валентина, Василида, Карпократа, архонтиков, каинитов, валезиан и вообще все суицидальные секты средневековых катаров, альбигойцев, хлыстов вплоть до нынешних самосжигателей (даже если они сами не догадываются об этом).

Некогда, задолго до Иисуса, в храме Артемиды в Эфесе хранилась книга Гераклита «О природе». С нее и начался эллинистический гностицизм, учение о Софии как высшем мире и Логосе как низшем. Продолжателями этого учения были стоики с их учением об Огне (Святом Духе?), телом которого является Космос (Царство Небесное?). Именно в этом смысле я называю Иисуса гностиком, и этот эллинистический гностицизм имеет весьма отдаленное отношение к иудео-христианскому гностицизму, чья метафизика Эонов очень похожа на древо Сфирот в Каббале. В Эфесе невежественный левит Иоанн и подхватил идею Логоса, который он ассоциировал с Сыном Божьим. С точки зрения гностицизма вышло очень глупо и смешно. Но гностики поплатились за свое ученое высокомерие. Нам от них почти ничего не осталось. Их книги сгорели в церковных аутодафе. Тем не менее эта Церковь почему-то воздвигла храм Софии в Византии.

Библеисты, обсуждая историчность Иисуса, часто говорят, что его современник Филон, будучи сам евреем, ни словом не упомянул об этом человеке. Во-первых, эта история вовсе не была такой уж шумной, как принято ее представлять, хотя знаменитый теолог Филон скорее всего не пропускал ни одну Пасху в Иерусалиме. Во-вторых, Филон ненавидел гностиков, которые « с помощью какого-то Неба низвергают Творца и его мироздание » («О потомках надменного Каина»). А в-третьих, зачем александрийскому раввину вспоминать богохульника?

Именно о Царстве Небесном говорил Иисус. А Святой Дух – и есть София. И этот Дух Иисус ставил выше себя, когда говорил: «Простится хула на сына человеческого (меня), но не простится хула на Духа Святого». Это непрощение не подразумевает фарисейский ад. Не простится дурак и умрет дураком. Но прежде этот дурак распнет меня. Я сам подставлю ему щеку. У скопца впереди только Царство Небесное! Что ему терять? Ни отца, ни матери, ни жены, ни детей, ни дома, ни бога, ни черта. Только свобода! И смерть освобождает от последнего – от себя самого.

Иисус – не Сын Божий. Правы иудаисты и мусульмане: это - мерзость. Он – сын Неба. Дело тут даже не в том, что бог- элои и небо -шам’аим созвучны, а в том, что для древнего человека небо было священным. Сын Бога и сын Неба могли восприниматься им как синонимы. Но Сын Бога – исключение из правил, а сын Неба – это один из сынов человеческих, которым может стать каждый. В этом смысл благой вести. Что благого в вести о Страшном суде, согласно которому всех следует отправить в ад, ибо «без греха только Бог»?

Синекдоха (др.-греч. συνεκδοχή) – выражение большего через меньшее, замена слова, обозначающего известный предмет или группу предметов, словом, обозначающим часть названного предмета или единичный предмет; отсюда и латинское наименование этого тропа – pars pro toto (часть взамен целого). Язык философии, если упрощать его для образности, становится синекдохическим. И вот Иисус произносит одну из таких синекдох: «Должно вам родиться заново». Ведь сам он переродился: он был одним из сынов человеческих и стал одним из сынов Неба. Но эта фигура речи вызывает у галилейских рыбаков, привыкших пользоваться языком по его прямому бытовому назначению, лишь недоумение. Разве возможно человеку вновь войти в материнское лоно? – вопрошают апостолы. Иисус им что-то объясняет в своем словоупотреблении (поскольку эти рыбаки «как дети»: им играют на свирели, – они не радуются, им поют песни, – они не плачут). Но результатом всего этого смыслового одиночества Мессии (ведь «мысль изреченная есть ложь», а глас вопиющего в пустыне – это крик отчаяния в глухом мире) становятся лишь два христианских мифа: о непорочном зачатии Сына Божьего, который родился не так как все, и о Царстве Небесном, в котором праведники родятся вновь для вечной жизни.

Что касается первого мифа, то практика обожествления некоторых личностей была широко распространена в античном мире. Напомню лишь самые известные: фараон Эхнатон, сын бога Атона, Александр Македонский, сын Зевса и Роксаны, император Август, сын Юпитера. А еще по этому миру бродила армия шарлатанов - потомков блудливого пантеона. Из глубочайшей симпатии к Иисусу (не хочу использовать искалеченное слово «любовь») я отказываюсь верить, что он причастен к этой пошлой выдумке.

Очевидно, Иисус выступал с речами в вызывающей манере. Марк и Матфей сообщают, что в родном Назарете Иисуса чуть не сбросили в ущелье, а в Капернауме его хотели побить камнями. Были у него конфликты в Хоразине, в Вифсаиде, после которых родилась надменная фраза: «не давайте святыню псам». В Храме было сказано что-то ужасное. Это – самоубийство. А потом последний выкрик на кресте: Небо, Небо, зачем я был здесь?

Они так ничего и не поняли. И через семь недель шабуота на пятидесятницу было состряпано христианство, по сути своей абсолютно фарисейское. В номинальном смысле это слово подразумевает учение о бессмертной душе и загробной жизни, которого не было в Торе Моисея. Знаменитая скорбь Соломона заключается именно в том, что саддукеи не признавали загробный мир. Поэтому «участь человека и участь скота – одна участь». Христианство было теологическим продолжением фарисейства. А первым епископом Иерусалимской церкви стал нашрит Иамес, тот самый родной брат Иисуса, который вместе со всем святым семейством считал его бесноватым. Надо полагать, именно этим вызваны его горькие фразы: «Враги человека – домашние его» и «Нет пророку чести в своем отечестве».

Можно предположить (совершенно бездоказательно), что стало с телом, возле которого не оказалось ни одного из учеников, ни одного из евангелистов. Идиллический рассказ Иоанна о том, как он с Божьей Матерью стоял у креста и был благословлен оттуда Сыном Божьим, синоптическими евангелистами не подтвержден. Но все трое, упомянув в отдалении Марию из Магдалы, сообщают о появлении неизвестного лица – Иосифа из Аримафеи, «члена Совета», который и берет на себя заботу о погребении Мессии. Думаю, он был послан Иудой – единственным другом Иисуса, который тоже не остался жить, но разбил на Тофете свое тело о камни. И в это же время тело Иисуса исчезло…в какой-нибудь пещере на том же проклятом Тофете, где во времена Соломона приносили человеческие жертвы финикийскому богу Молоху, и сам царь-мудрец отдал одного из своих сыновей на сожжение.