Сергей Юрченко - Скопец, сын Неба

Цилла недоверчиво смотрит на него. Юноша кажется ей чистым. Женское чутье подсказывает ей, что он еще девственник.

- Но Иаир говорил, что у вас там Вавилон.

- Опять этот Иаир!

Иоанн сочувственно смотрит на Петра и выпаливает:

- Да он же бесноватый!

И навсегда лишается расположения Циллы, которая поучительно говорит:

- Иаир - богобоязненный человек. А вы и Бога не боитесь.

- Мы будем праздновать или нет сегодня? - вмешивается Андрей.

Наконец, вспоминают о празднике. Выпивают за Иуду Маккавея, за род Хасмонеев и за освобождение Израиля от власти римлян.

Петр предлагает Иоанну рассказать об Иисусе. Но тому уже не хочется говорить о возлюбленном учителе при бесплодной смоковнице. Встав на стезю агитатора, юноша теперь хорошо понимает, что значит не давать святыни псам и жемчуг свиньям.

- Учитель принес в мир свободу, - неохотно говорит он.

Женщина подозрительно косится на него. Свобода ей тоже не по нраву.

Петр понимает, что откровенного разговора не получится. Следуя древней мужской солидарности, он решает избавиться от присутствия жены и поговорить с юношей позже. Он предлагает ему остаться на ночь.

- Время уже позднее. Мы постелем тебе у Андрея. Так, брат?

- Конечно. Оставайся,- поддерживает его Андрей.

- Ну, тогда сейчас и пойдем.

Под предлогом проводить гостя Петр исчезает надолго. Две половины дома отделяет друг от друга дверь, которую Цилла открывает крайне редко. Брат мужа давно дал ей понять, что она не будет хозяйничать на его территории. Братья быстро накрывают новый стол, их старушка-мать, пожелав доброй ночи гостю, уходит на отдых, трое мужчин остаются одни за столом, предвкушая добрый мужской разговор под чашу доброго вина.

- Ну, рассказывай!

В сознании Иоанна Иисус уже вполне стал Мессией-Христом, но еще не оформился в Сына Бога. Приход Мессии давно был предсказан пророками, царя-освободителя ждет весь Израиль, но пророкам и голову не приходило посягнуть на монотеизм своей религии и признать долгожданного Христа сыном Яхве, незримого и бесплотного. Но все высказывания Иисуса ведут Иоанна, который и не мыслит отречься от единого Бога, к тому, чтобы признать учителя не человеком, но кем-то большим, чем человек.

- Ты говорил, он может совершать чудеса? - спрашивает его Петр.

- Он совершил чудо в Кане. Он превратил воду в лучшее вино на свете. Я пробовал его и с тех пор не люблю вино.

- Да, ты почти не пьешь, - соглашаются братья, налегая сами на свои чаши.

- А в Назарете он не стал совершать чудо. Для чудес нужна вера, а в Назарете ему не верили. Его даже хотели убить и повели на окраину города, чтобы сбросить вниз с горы.

- И что же?

- Господь не позволил им. Они стали как неразумные бараны, и учитель прошел мимо их рук.

- Расскажи еще.

- Все дело в Божьем слове. Учитель и есть это слово. Он несет свободу Израилю.

Далеко за полночь Петр возвращается на свою половину. Проходит к постели и шумно ложится.

- Вдоволь наговорился? - бормочет проснувшаяся Цилла.

- Спи, женщина.

- Да ты пьян!

- Сегодня праздник. Свободу Израилю! Свободу человеку!

Петр проваливается в сон, так и не сняв повязки маккавея со лба.

На следующий день Иоанн покидает дом братьев уже ближе к полудню. Он вспоминает, что даже не предупредил учителя о своем визите к Петру. Наверное, его ищут. По улицам гуляет молодежь, старики сидят у ворот домов, резвятся дети. От озера возвращается с купания отряд римских оккупантов в алых плащах. Колонна ползет по улицам Капернаума как багряный зверь. Впереди солдат несет значок манипула, будто печать на челе зверя. Горожане, празднующие освобождение Израиля от ига Селевкидов, провожают их хмурыми взглядами. Иоанн отступает на обочину, пропуская мимо себя колонну захватчиков, и лишь потом возвращается на дорогу. У синагоги вертлявый Иаир спорит о чем-то с фарисеями. Юноша даже не смотрит в их сторону. Он минует огороды и видит у таможни вереницу мулов, запряженных в повозки. Хромой Иуда о чем-то говорит с купцами. Он держится важно, по-господски. И купцы ему почтительно кланяются.

Из дома выходит Матфей и ведет за собой Марию, уже одетую в иудейское платье с большим платком на голове и плечах. Мытарь помогает ей сесть в одну из повозок. Она покорно опускается среди мешков и застывает в своем белом платке как соляной столб. У ворот таможни появляется Иисус. Погонщики кричат, щелкают кнутами, и караван трогается. Белая фигура женщины в повозке покачивается, и, словно проснувшись, Мария что-то кричит Иисусу. Он стоит не шелохнувшись. Караван уходит на юг, в сторону Иудеи. Иисус разворачивается и уходит на свой любимый пригорок. Он долго сидит там один. И смотрит на воду. И опять что-то чертит на земле, а потом стирает.

Матфей встречает Иоанна короткой улыбкой. Он ни весел, ни грустен. Но очень серьезен.

- Где же ты был? - спрашивает он.

- Я гостил у Петра.

- Мы так и подумали. Есть хочешь?

- Нет, я не голоден. Я видел, как уехала Мария.

- Да. Так захотел учитель.

- Ну и хорошо. Меньше сплетен будет в городе.

Матфей как-то странно смотрит на юношу, но ничего не говорит и уходит в дом.

Иоанну нечего делать на таможне. Он садится на камень у ворот и задумывается. Отчего Матфей на него так посмотрел? Правильно поступил учитель. От женщин разве бывает что хорошего? Взять Петра с его женой. От женщин лучше держаться подальше. Конечно, потребность в них иногда мучительна. Но ведь терпеть можно. Иоанну хочется женской любви. Когда он думает об этом, он вдруг понимает, что ему не хватило бы любви одной женщины. Он хотел бы, чтобы его любили тысячи женщин: красивые и не очень, иудейки и язычницы, черные и белые. И тогда он приходит в ужас от собственной ненасытности. Лучше не знать женщин вовсе. Жить без них, как учитель.

Какой-то всадник появляется на тракте с той стороны, куда пару часов назад ушел караван. Когда он подъезжает ближе, Иоанн вскакивает от удивления. Он узнает во всаднике своего брата Иакова. И тут же дурное предчувствие охватывает его. Иаков спешивается, и они обнимаются.

- Как отец? - в страхе спрашивает юноша.

- Отец тяжело болеет.

Он облегченно вздыхает, будто услышал хорошую весть. Болеет - значит живой. Все умрут, но никому не приходит в голову оплакивать живых. Даже когда человек смертельно болен и всем ясно, что он умрет, траур не начинается раньше его последнего вздоха.

- Отец послал меня за тобой. Он хочет тебя видеть. Ты очень огорчил его, когда ушел с этим бродягой.

- Учитель не бродяга.

- А кто же он? У него нет ни дома, ни семьи, ничего. У него пустые руки. Только пустой человек живет с пустыми руками. Даже его родные так считают.

- Перестань, Иаков.

- Пустой человек с пустыми руками, - твердит Иаков, видимо, повторяя слова Зеведея. - Он и тебя таким же хочет сделать.