Сергей Юрченко - Скопец, сын Неба

Получившие фарисейское воспитание Иоанн с Иаковым возьмутся за Писание и найдут десятки цитат, узаконивающие именно такую смерть Мессии. Объяснение найдется всему, даже не переломленным голеням Иисуса. Но для этого им придется раздвинуть рамки иудаизма. Иисус говорил им: я больше, чем пророк. В иудаистской иерархии, тянущейся от земли к небу, пророк - это высшая человеческая инстанция, над ним только Бог, который дает ему непосредственные указания из уст в уши. Больше пророка только Бог… или Сын Божий, который становится промежуточным звеном между Богом и пророками. Так они впишут своего учителя в иудаистскую вертикаль власти, оставляя все же главенство за Богом. Семь недель они будут создавать эту вертикаль. Вначале - потрясенные и раздавленные, как брошенные дети, потом - долго спорящие и молящиеся до изнеможения в поисках прозрения, а когда, наконец, богостроительство закончится, их души возликуют так, что им привидятся языки пламени в их добровольной тюрьме. Исхудалые и экзальтированные они выйдут после пятидесяти дней заточения и поста на солнечный свет и заговорят, как пьяные, на языках, которые сами не понимают.

В Эфесе, на родине Гераклита – основателя античного гностицизма, Иоанн напишет свое Евангелие - самое напыщенное и самое фальшивое. Любимый ученик приравняет своего учителя к гностическому Логосу, даже не понимая в своем невежестве, какую бессмыслицу делает, приравнивая Иисуса к языку, ибо в метафизике Гераклита Логос тождественен низшему физическому миру, а превыше всего находится София – Святой Дух. Гностики будут только удивляться этому христианскому абсурду, и вскоре поплатятся за свое ученое высокомерие, - Церковь истребит гностицизм: и этих людей, и их книги. Иоанн проживет дольше всех апостолов, список смертей которых откроет Иуда. Умрет его брат Иаков, казненный Агриппой, который сменит Антипу Ирода на иудейском престоле. В Риме распнут Петра. Матфей исчезнет. Прочие апостолы рассеются по империи.

Иерусалимскую церковь - первую по времени и значению - возглавит нашрит Иамес, который ни одного дня не был рядом с Иисусом. Это очень возмутит Иоанна. Первым епископом христианства станет тот самый Иамес, который кричал на улицах Назарета: “Пощадите моего брата, в нем дьявол”, тот самый Иамес, которому Иисус сказал: “Не простится тебе хула на Духа Святого вовек”. Презрение Иоанна к нашриту будет столько велико, что он даже не упомянет в своем Евангелие сам факт существования братьев у Мессии. Зато он вознесет деревенскую многодетную женщину Марию до небес и выдумает сцену, в которой божья матерь с любимым учеником стоят у креста Иисуса. А еще появится самозваный апостол Павел, этот эпилептик, который будет утверждать, что воскресший Иисус сам назначил его на это место. Много разочарований и горечи будет в жизни Иоанна. И самое главное из них: он так и не попадет живьем на Небо, подобно пророку Илии, хотя, кажется, Иисус ему обещал это, когда говорил, что один из них узрит Царство Небесное еще до смерти.

Спустя триста лет после смерти Иисуса христианская Церковь на Никейском соборе, совсем уже не считаясь с нормами иудаизма, внесет окончательную поправку в вертикаль власти. Это понадобится ей еще и потому, что в те годы большое распространение получит манихейство, которое признавало Мессию-Иисуса, но отказывало ему в божественной сущности. На Никейском соборе Сын станет единосущен и совечен Отцу. Мир будет подвешен на две, нет, даже на три опоры: на Отца, на Сына и на какого-то Святого Духа, о котором с восторгом и радостью говорил Иисус. Так гностический Святой Дух – София - Разум войдет в христианский канон, которого нет ни в иудаизме, ни в его прямом наследнике – исламе. Зачем Отцу и Сыну третий? Каковы роль и место Святого Духа в этом пантеоне? Кто он? Это – их атмосфера? Их особо доверенный секретарь? Постельничий? Пророческий дар избранным на земле, чтобы могли они становиться пьяными и говорить на неведомых языках? Кто он такой - этот христианский Святой Дух? В Византии будет даже воздвигнут храм Софии, хотя ни до, ни после этого христианская Церковь не станет строить святилища языческим богам. Но кто он, этот Святой Дух, - этого фарисейская по своей сути Церковь никогда не поймет.

Часть третья

ИУДА

Ранее утро. Вдоль мутной ленты Иордана в лучах восходящего солнца движутся восемь темных фигур:

Иисус, сын Неба;

Иуда, сын Симона Соратника;

Иоанн и Иаков, сыны грома;

Петр-камень и Андрей-муж, сыны Ионы;

Матфей мытарь и Симон зелот из Каны.

Свернув у Магдалы направо, они сделали круг по всей Галилее и вернулись на караванный тракт, оставив позади царский город Тибериаду, столицу Антипы на Галилейском озере. Они миновали последний галилейский город Аенон, и теперь приближаются к лодочной переправе через Иордан. Она расположена как раз в точке пересечения четырех административных областей: Галилеи, Иудеи, Переи и Декаполиса, левобережного союза независимых городов, где у Матфея в Гадаре живет мать. Две таможни - от Иудеи и Галилеи - стерегут здесь караванный тракт. Матфей даже не думает посещать своих коллег. Несколько лодочников на утлых челноках поджидают тех, кто хочет перевезти груз или переправиться сам, не замочив ног, ибо Иордан без труда можно перейти вброд. Сотней метров ниже люди именно так и делают.

Там расположился Иохонан Креститель, избрав местом своего обитания грот на высоком восточном берегу. Его пещера напоминает звериную нору в холме или склеп, в котором хоронят мертвецов. Формально она находится на территории Переи, подвластной Антипе, и так же формально отшельник оказывается в юрисдикции иудейского царька, а не римского прокуратора. Впрочем, нашрит Иохонан не озерная рыба, которую делили рыбаки Капернаума и Вифсаиды, отшельник даром не нужен ни Антипе, ни Пилату. Пестрая толпа мужчин, женщин, стариков и детей с величайшим почтением внимает отшельнику на противоположном берегу. Живущий в сказочном мире Иоанн мгновенно попадает в эпицентр сказки. Иохонан для него воскресший персонаж Писания, сошедший на иорданский берег со страниц Ветхого Завета. Грубая безрукавка из верблюжьего волоса не успевает просыхать на нем от постоянных крещений, которые он проводит в воде над всеми желающими очиститься. Его длинные, как у женщин, волосы стянуты в большой узел на затылке. Эта косматая и нечесаная голова поминает свалявшийся клок пакли, который, несомненно, служит жилищем для многих паразитов. Посох у отшельника так уродлив, что возникает подозрение: это не первая попавшаяся в руки палка, но тщательно подобранный символ безобразия. Юродивый нашрит потрясает своей кривой, сучковатой клюкой, словно застывшей молнией, и страшным голосом кричит, надрывая все жилы на своей исхудалой шее: