Джейсон Гудвин - Величие и крах Османской империи. Властители бескрайних горизонтов

Османам всегда было сложнее всего навязывать свою систему единоверцам. В XVIII веке они могли лишь назначать в провинции, населенные арабами, наместников и судей, а также держать там гарнизоны; Сирия и Египет, Алжир и Тунис жили своей жизнью, в лучшем случае выплачивая империи определенную сумму в качестве дани, но часто забывая делать это вовремя. В Тунисе существовала настолько устоявшаяся традиция, в соответствии с которой страной должен править странствующий властитель — махалла, что османы назначали одного наместника для столицы, а другого посылали объезжать внутренние области. В Мекке был свой шериф. Египетские мамлюки по-прежнему пополняли свою армию рабами с Кавказа. Задолго до разложения янычарского войска в Константинополе с ним начались неприятности на Ближнем Востоке: в 1577 году Порта указывала наместнику Дамаска, что вакансии в корпусе заполняются «не молодыми способными людьми из Румелии, как то надлежит делать, а богатыми местными жителями и иностранцами», а в 1659 году губернатор был вынужден в бездействии наблюдать за тем, как на улицах города местные янычары дерутся за власть с подразделением, присланным из столицы. В Тунисе вакансии заполнялись турецкими полукровками, а вот в Алжире турки были настолько изолированы от местного населения, что до XIX века продолжали набирать солдат в Леванте, преимущественно в Смирне.

Но даже таким близко расположенным от средоточия османской власти (и таким важным для караванной торговли) городом, как Алеппо, приходилось управлять гибко и тактично. В пятидесяти километрах от города по окраинам пустыни кочевали не поддающиеся приручению бедуины, которых, насколько это было возможно, держал в узде так называемый эмир арабов (столь же своенравный и жадный, как любой из племенных вождей, но в идеале более могущественный), которого назначал наместник. Самим городом, не имея достаточной военной силы, на которую можно было бы опереться, наместник управлял с помощью дивана, состоявшего из местной знати: купцов, концессионеров, откупщиков, землевладельцев и представителей весьма влиятельной улемы. Кроме того, ему приходилось прилагать усилия для того, чтобы споры о власти между янычарами и шерифами не выплеснулись на улицу. Шерифы теоретически все были потомками Пророка, и одной из их задач считалось ведение семейной хроники; однако их численность имела обыкновение резко возрастать каждый раз, когда их власти угрожали янычары, которые здесь, как и везде, стали сущим бедствием для городских ремесленников. Не давая старинному соперничеству разгореться, наместник не только поддерживал мир и спокойствие в городе, но и получал возможность возместить убытки в сотни тысяч пиастров, потраченных на покупку своей должности, — ведь ему было известно, что очень скоро, в лучшем случае через год, в Константинополе найдется желающий взяткой добиться его смещения.

Упадок османского флота в XVII веке и отступление турок из Западного Средиземноморья привели к укреплению независимости североафриканских провинций, правители которых всегда были рады отпраздновать какую-нибудь победу османской армии в далекой Европе или послать султану поздравление с рождением сына, написанное в самом раболепном и льстивом стиле, но не желали обращать ни малейшего внимания на поток приказов и распоряжений, изливавшийся из Стамбула. Впрочем, мусульманское единство не было пустым звуком. В XVI веке североафриканские мориски, вечно мечтающие о потерянной Андалусии, были восхищены тем, как храбро османы вступили в морское соперничество с испанцами, — и какой бы независимостью ни пользовались жители Магриба впоследствии, они всегда радовались османским победам и гордились тем, что их страны входят в состав самой могущественной державы исламского мира. В дневнике одного дамасского горожанина описана церемония вознесения благодарственных молитв на горе Касьюн в декабре 1667 года по случаю победы на Крите. «Это было самое величественное событие из всего, что я видел в своей жизни… Я думаю, что из всех жителей Дамаска на гору не пришло лишь несколько сотен или около того — да и то потому, что они были калеками или пекарями, которые не могли оставить свои печи. И я слышал, что даже они в большинстве своем совершали молитву, благодаря Аллаха за победу и завоевание острова».

Когда Селим Грозный получил ключи от священных городов и поклялся, что он и его наследники возьмут на себя охрану паломников, совершающих хадж, ему, очевидно, досталась и мантия халифа; однако ничто не свидетельствует о том, что он или его сын придавали этому титулу какое-то особенное значение. Если он и употреблялся по отношению к османскому султану, то лишь как дань уважения правителю, воплощающему в себе надежды ислама, и военачальнику, чьи великие победы подтверждают истинность религии. Большинство мусульман мира совершали всё, от начала до конца, паломничество в Мекку по территориям, находящимся под османской юрисдикцией; каждый год во главе великого каравана, пересекавшего пустыню, шли верблюды, принадлежащие османскому государству; османы снабжали паломников питьевой водой, да и вообще всю организацию мероприятия обеспечивал османский наместник Дамаска, целиком посвящавший ей три месяца в году. Лишь много позже, когда неверные начали отбирать у султанов земли и поданных, про титул халифа снова вспомнили. Причем не кто-нибудь, а русские, оттяпав в 1774 году у империи Крым, первыми предложили султану эту сомнительную компенсацию и вписали ее в мирный договор.

«Твой раб вырос в благословенной тени твоей империи», — написал Мухаммед, бей Туниса, султану в 1855 году, но писать он взялся лишь для того, чтобы сообщить, что тоже решил провозгласить себя султаном. [81] В 1881 г. Тунис был оккупирован французами. Алжир попал в состав империи почти по случайности, когда алжирцы обратились за помощью к Барбароссе, а тот обратился к Порте; в 1571 году, после Лепанто, когда стало ясно, что Порте не суждено установить господство над Западным Средиземноморьем, чувства алжирцев к ней охладели, и отношения между провинцией и метрополией свелись практически к нулю. Последнее послание алжирского дея Порте было неожиданно смиренным: дело было в 1837 году, когда французы готовились захватить его столицу Константину, подобно тому как семью годами ранее захватили город Алжир. «Враг Аллаха идет на нас… У нас не будет сил оказать сопротивление, если нам не помогут Всевышний и Высокая Порта. Эта земля — твоя, и живущие на ней люди — твои; все мы — верные и покорные слуги султана», — в отчаянии писал дей. Должно быть, тогда-то султан впервые об этой земле и услышал.

Поставки зерна из Египта имели огромную значимость для империи, однако удерживать власть над этой богатейшей провинцией оказалось очень непросто. Мамлюки, бывшие по происхождению в большинстве своем рабами с Кавказа, по-прежнему придерживались системы набора в армию, введенной Ибрагим-пашой в 1520-е годы. К началу XVII века мамлюкские беи обладали таким могуществом, что могли смещать неугодных им османских наместников, и только разногласия и вражда между ними позволяли Порте до поры до времени удерживать хоть какую-то власть над Египтом. В 1740 году, когда самый сильный из беев сместил наместника и заключил его под стражу, Порта попыталась настоять на восстановлении его в должности. Однако этот нерешительный приказ не возымел действия, и тогда из Константинополя прислали нового наместника, Али-пашу, бывшего великого визиря. Выступая перед беями, собравшимися послушать, как читают фирман о его назначении, он сказал: