Джейсон Гудвин - Величие и крах Османской империи. Властители бескрайних горизонтов

Post mortem ( лат. ) — после смерти.

И откроется она, разумеется, только тогда, когда на куполе Святой Софии полумесяц уступит место кресту. В настоящее время это музей.

Впрочем, прожив в столице мира год под домашним арестом, Бусбек сменил тон. «Мне нравится страна, но не город, — писал он позже. — Тем более что этот город, можно сказать, разваливается на глазах».

Шесть лет спустя сербская православная церковь с собственным патриархом в Пече была подчинена греческой.

В 1463 г. Комнины были казнены в Семибашенном замке. Императрица Елена похоронила их, вырыв могилы своими руками. В последующие годы до самой смерти она носила власяницу и жила в крытой соломой хижине неподалеку.

Эти тапочки оплачивались специальным подушным налогом с целого народа, пусть и маленького, о чем черногорцы со стыдом вспоминали даже столетия спустя.

Простонародное название Стамбул ( тур. Istanbul), возможно, является искаженным греческим eis tin polis, что означает «к городу». По крайней мере это лучшее из нескольких не слишком убедительных объяснений. Все время существования империи в официальных документах и на монетах город именовался Константинийе.

Фламандский аристократ Ожье Гислен де Бусбек — автор четырех великолепных «Турецких писем», которые он написал, будучи с дипломатической миссией в Стамбуле в 1554–1562 гг. Этот выдающийся дипломат был также ботаником, зоологом, лингвистом, полиглотом и антикваром. Его восхитительные «Письма» — один из лучших источников сведений об Османской империи XVI в. Кроме того, Бусбек привез на родину сирень, тюльпан, копию Monumentum Ancyranum [ лат. Анкирский памятник], самой знаменитой из всех латинских настенных надписей, 240 античных манускриптов, богатую коллекцию древних монет и бесценный крымско-готский словарь. Он всегда сохранял свежий взгляд на вещи, любопытство и чувство юмора. Умер в 1592 г.

В 1512 г. живая дань была впервые взята на территории Анатолии; среди мальчиков, уведенных тогда из семей, был и будущий великий архитектор Синан.

Сэр Пол Райкот (1628–1700), английский торговый агент в Смирне, пользовавшийся уважением и любовью практически всех, кто был с ним знаком, написал несколько книг об Османской империи и жизни ее религиозных общин. Его «История» была издана в 1679 г. в качестве дополнения к написанной в 1604 г. «Истории турок» Кнолла. Райкот был опечален тем, что его работа «ужата до пятидесяти листов и сделана приложением к устаревшему и невразумительному сочинению», — однако книгу хорошо приняли в Европе. Позже он занимался торговлей в Гамбурге и первым из англичан позаимствовал у немцев манеру спать под пуховым одеялом.

Значение военных трофеев для поддержания боевого духа солдат османской армии невозможно переоценить. Венгрия лишилась в войне с империей множества деревьев и даже цветов, причем они были не уничтожены, а украдены.

Турки были весьма удивлены, обнаружив в греческих церквях изображение Георгия Победоносца: они считали его своим.

Обычай маршировать в ногу был забыт вместе с римскими дорогами и возродился после изобретения дегтебетона.

Этот комплекс при мечети Фатих, то есть мечети Завоевателя, полностью перестроенной после землетрясения 1766 г., включал в себя восемь медресе, дом престарелых, кухню, где готовили похлебку, больницу, караван-сарай для приехавших издалека торговцев, начальную школу, библиотеку, баню, рынок и кладбище.

Впрочем, Габсбургам, которые правили в Центральной Европе, принадлежала также и Испания, а неподалеку от Египта находилось христианское Абиссинское царство.

Кто действительно выиграл в той неслучившейся битве, так это лютеране. Набеги акынджи и первое (так и оставшееся единственным) столкновение Карла V с турками на суше наконец убедили императора в серьезности османской угрозы, а стало быть, и в необходимости примириться с протестантскими правителями Германии. Если бы этого не случилось, молодая религия могла бы быть уничтожена.

Этот британский консул в Константинополе (1834–1836) много путешествовал по европейской части империи и впоследствии написал увлекательную и отличающуюся глубоким проникновением в предмет книгу «Дух Востока» — апологию турецкого правления. Выйдя в отставку, он удалился в построенный в мавританском стиле особняк в Уотфорде, где в обнаженном виде принимал гостей в турецкой бане. Лир считал, что он «совершенно спятил».

Примерно такими же свойствами обладал албанский диктатор Энвер Ходжа, о котором говорили, что всюду, куда он ступит, распускаются розы.

У такого положения дел были свои неприятные стороны, поскольку в случае, если у страны, которую представлял посол, начиналась война с империей, его тут же сажали в крепость; при этом происходил внезапный переход от радушного гостеприимства к нескрываемой враждебности. Так случилось, например, с бароном Вратиславом, молодым богемским дворянином, который сопровождал посла Священной Римской империи в Стамбул в 1599 г. Это был человек с непредубежденным умом и легким характером; поначалу ему в Стамбуле очень нравилось. Однако через год вспыхнула война между Австрией и Османской империей, после чего Вратислав и прочие члены посольства, скованные по двое, были посажены сначала в Арсенал, а потом в ужасную Черную башню, в камеру без окон. Обращались с ними так плохо, что когда они придумали, как приготовить кашу из припрятанных кусочков хлеба, то «нашли ее великолепной, особенно если удавалось сдобрить ее толикой оливкового масла», и поев, тщательно облизывали пальцы. Пережив ужасные превратности судьбы и после освобождения едва избежав смерти на дорогах войны, посольство в конце концов добралось до Праги и удостоились аудиенции у самого императора Рудольфа, который выслушал рассказ страдальцев со слезами на глазах. Когда они попросили его как-нибудь вознаградить их за пережитые мучения, император воскликнул, что да, такова его воля, — но, очевидно, у него было слишком много дел, потому что никакого вознаграждения никто из них так и не дождался.

У каждого было право на чувство собственного достоинства. Эдвард Лир однажды нарисовал портрет купца-албанца, а затем решил нарисовать заодно и его младшего брата. Поскольку лишней бумаги у него не было, он уместил «маленький, но аккуратный портрет» на том же листе. «Это правда, — воскликнул второй албанец, — я младше брата, но не меньше его! Какое ты имеешь право указывать мне на мое низшее по сравнению с ним положение? Почему ты думаешь, что имеешь право так оскорбительно вести себя в нашем доме?» Старший брат также заявил, что рассержен и оскорблен, и прибавил: «Ты сильно заблуждаешься, если думаешь, что сможешь завоевать мое уважение, польстив моему самолюбию за счет унижения моего брата». «Вид у них был такой грозный, — пишет Лир, — что я поспешил откланяться».