Крылатый штрафбат. Пылающие небеса.

Эти вспышки были последним, что увидел стрелок Ил-2… Крупнокалиберные пули и снаряды автоматической пушки разворотили широкое вертикальное оперение, фюзеляж и ударили по задней кабине стрелка. Турель вместе с «березиным» оказалась разворочена прямым попаданием 20-миллиметрового немецкого снаряда. Ствол пулемета бессильно задрался вверх и вбок. Стрелка-радиста швырнуло назад на его подвесной брезентовой ленте [15] . Привязные ремни удерживали уже бездыханное тело – грудь восемнадцатилетнего паренька была изорвана в кровавые клочья 13,9-миллиметровыми пулями авиационных «машиненгевер» MG-131. А в широко раскрытых голубых глазах отражалось голубое небо…

Следующие очереди ударили сзади-сверху по обреченному уже штурмовику. И это был уже смертельный удар. Ил-2 накренился на крыло и медленно пошел к земле. На лету от его фюзеляжа и крыльев отлетали бесформенные куски обшивки. Мотор дымил все сильнее, винт остановился. А летчик все продолжал вызывать по СПУ [16] своего, уже мертвого, стрелка. В конце концов летчик сдвинул тяжелый бронированный фонарь кабины и перевалился через борт. Парашют раскрылся уже на предельной для этого высоте. Но и так слава богу! К счастью, и ветер дул в нашу сторону. Вскоре пилот-штурмовик приземлился возле наших передовых окопов. А его израненный и разбитый «летающий танк» рухнул на «ничейной полосе» вместе с мертвым стрелком-радистом…

Пока довели штурмовиков до наших позиций, был потерян еще один, третий по счету, Ил-2. Штурмовик просто камнем рухнул вниз – конструкция самолета не выдержала многочисленных попаданий пуль и снарядов немецких истребителей. Пропахав огромную борозду, он плюхнулся на самом берегу одного из протоков Волги. Старший лейтенант Александр Волин все же питал робкую надежду, что экипажу удалось спастись…

– «Горбатые», мы уходим.

– Понял, «Маленькие», спасибо за сопровождение – вы сделали все, что могли. Без вас нас бы всех перебили, как гусей.

– Понял вас, спасибо и на добром слове, – вздохнул старший лейтенант Волин.

Истребители оставили подопечных и приземлились на своем аэродроме. Там тройку вернувшихся из тяжелого боя летчиков уже ждали. Стоянка была оцеплена бойцами НКВД. Тут же находился и весь командный состав эскадрильи и полка. Здесь был также один из членов Политсовета фронта – комиссар из штаба авиадивизии, а с ним – еще и «компетентный товарищ» в форме старшего майора НКВД [17] .

Едва только летчики покинули кабины своих израненных в воздушном бою «ястребков», как к ним сразу же придвинулись автоматчики НКВД.

Старший лейтенант Александр Волин уже понял, что произойдет дальше. Он знал, что за потерю одного штурмовика или бомбардировщика под Сталинградом, где решалась сейчас судьба всей Великой Отечественной войны и мировой истории (а они все это знали), с истребителей прикрытия могут спросить очень строго. А уж потеря трех штурмовиков в одном боевом вылете…

И не важно, что сами летчики-истребители разменяли жизнь одного своего товарища на двух сбитых «мессеров». Они все же подставили под удар прикрываемые штурмовики.

Старший лейтенант Александр Волин вскинул руку к пропотевшему шлемофону, обращаясь к своему командиру:

– Товарищ капитан! В ходе боевого вылета на сопровождение штурмовиков вследствие интенсивных атак «Мессершмиттов» было потеряно три штурмовика и один истребитель старшего сержанта Ивана Нечипоренко. Сбито два истребителя противника.

Вперед шагнул старший майор.

– За то, что вы допустили в нарушение приказа потерю трех штурмовиков из охраняемой вами группы, вы будете призваны к самой суровой мере ответственности. Вы все трое арестованы! Сдать оружие!

Старший лейтенант (пока еще старший лейтенант) Александр Волин молча расстегнул ремни портупеи с кобурой, снял планшет и передал все это конвойным. Так же поступили старший сержант Георгий Туманишвили и сержант Дмитрий Маслов. Всем троим конвойные со знанием дела завернули руки за спины и погрузили на «полуторку» с открытым кузовом.

Капитан Владимир Максимов, комполка, другие офицеры-летчики молча стояли и лишь сочувственно глядели на своих сослуживцев. А что тут скажешь… Понятное дело – сил для прикрытия штурмовиков было мало, да и сами летчики на «илах» не имели достаточного боевого опыта… Вот и побили их ни за грош… И то, что три истребителя сумели защитить остальные штурмовики, да еще и двух «худых» завалить, так это вообще чудо! За такой бой нужно ордена давать! А их под трибунал…

Покачиваясь на ухабах, «полуторка» вместе с «эмкой», на которой прибыли вышестоящие офицеры, тронулась в путь…

Александр Волин очнулся в тюремной камере от ведра вылитой на него воды. Он ничего не понимал: что случилось, почему он здесь? Наверняка произошла какая-то ошибка…

Волин открыл глаза: над ним стояли двое энкавэдэшников. Лиц их он разглядеть не смог из-за яркого света лампочки Ильича, свисавшей с потолка на витом шнуре.

– Очухался, – констатировал один из них.

– Куда эту контру?

– В расход пустить, и вся недолга…

– Отставить! – раздался чей-то властный голос. – Приведите его в порядок и доставьте в пятый кабинет для допроса.

– Есть, товарищ старший майор [18] !

Через полчаса Александр Волин, слегка умытый и в более чистой гимнастерке, остановился возле серой железной двери. Позади в двух шагах стояли двое конвойных. Никаких номеров на двери не было, но старший лейтенант понял, что это и есть тот самый, пятый кабинет.

С лязгом дверь в его будущее отворилась; будущее, как и эта комната, было покрыто полумраком. Тяжелая дверь с тем же пронзительным лязгом захлопнулась.

У дальней стены стоял небольшой письменный стол, на нем стояла лампа с глубоким абажуром.

– Проходите, гражданин летчик. – В голосе говорившего улавливались едва заметные стальные нотки. Этот голос привык повелевать и подытоживать судьбы остальных.

«Назвали не по званию, а значит… Значит – все», – мелькнула мысль у Волина. Несмотря на страх, способности рассуждать здраво и логично он не потерял. Эта способность – критически мыслить в сложной ситуации – не раз сослужила хорошую службу молодому летчику.

Собеседник повернул абажур настольной лампы и указал на стоящий по другую сторону стола табурет. В рассеянном свете блеснули круглые очки в тонкой металлической оправе. Как это ни странно, но страха не было.

– Многие, попав сюда… – неторопливо начал следователь… – попав сюда, утверждают, что произошла ошибка. В вашем случае, гражданин летчик, это и так, и не так. Мы ознакомились с вашим рапортом о том бое. Написано там все открыто и правдиво о том, как были потеряны три наших штурмовика. Вы признаете, что не смогли уберечь их от атак немецких истребителей.