Иван Кошкин - За ценой не постоим

Антон и трое остальных приземлились далеко в стороне, снесенные ветром. Двое суток они безуспешно искали Галю, на третьи сутки их самих нашли партизаны макаровского отряда. На приказ остановиться и назвать себя десантники вскинули оружие, хоть и понимали, что из этой засады не выбраться, и тогда из-за дерева вышел невысокий, сильно хромающий человек с сонным лицом.

Говорухин украдкой посмотрел на Чекменева, тот ехал, глядя прямо перед собой, но младший лейтенант почему-то знал, что капитан замечает все.

— Что-то не так? — словно подтверждая, спросил партизан.

— Да нет… Просто странно как-то, — это был разговор, которого Антон ждал и боялся, и теперь он торопился высказать, что думает. — Я не думал, что первое наше задание будет… Таким.

— Ах вон оно что, — протянул Чекменев. — А вы что, думали, мы тут только и делаем, что поезда под откос пускаем?

— Нет, но…

— Послушайте, Антон. — Чекменев оглянулся назад, затем посмотрел по сторонам. — Наша задача сейчас сделать так, чтобы все знали: мы здесь, мы — советская власть, и мы тут — дома. Понятно?

Капитан говорил не как старший по званию, это, скорее, был совет человека, который повидал куда больше, чем Антон…

— И всякий, понимаете, всякий, кто решил, что советской власти больше нет, очень сильно ошибается. Впрочем, вы сами все поймете.

— А Галя? — Младший лейтенант наконец задал мучивший всех четверых вопрос.

— Да все с ней хорошо, — ответил капитан. — За ней наш человек смотрит, на обратном пути как раз заберем и перевезем ее в лагерь. Вообще, конечно, тех, кто вас выбрасывал, надо на фронт, взводом командовать! Так напороть с выброской…

— Пал Лексеевич, — негромко сказал сзади мужик. — Уже близко, я бы сходил, посмотрел.

— Винтовку оставь, — приказал Чекменев.

Крестьянин спешился, бросив поводья одному из десантников, снял с плеча винтовку и протянул ее капитану.

— На, возьми.

Чекменев вынул из кобуры наган и протянул его мужику, тот молча принял оружие и сунул его за пазуху.

— Давай, Николаич, только сам не лезь никуда. И не задерживайся — времени у нас мало. Если что — стреляй, поможем.

Мужик, все так же не говоря ни слова, кивнул и скрылся между деревьями.

— Спешиться, — приказал Чекменев.

Десантники с нескрываемым облегчением сползли с лошадей. Антон несколько раз присел, разминая ноги, коню, похоже, это не понравилось, он дернул головой и фыркнул.

— Но-но, спокойней, ты… Лошадка, — младший лейтенант с опаской протянул руку к лошадиной морде.

Время тянулось медленно, небо понемногу светлело. Стало видно, что впереди, метрах в тридцати, лес кончается, дальше шла узкая полоса вспаханной земли, припорошенной снегом, а за ней уже виднелись в темноте избы.

— На всякий случай, повторим, — нарушил молчание капитан. — Их — шестеро. Четверо — дезертиры, двое — местные. Вооружены «трехлинейками», но могут быть и пистолеты. Насколько нам известно, вчера вечером они много пили. Ваша задача?

— Мы входим с Петром Николаевичем, — заученно начал Антон. — Вы с Валькой… С красноармейцем Ратовским, страхуете снаружи. Если будет часовой, мы его снимаем ножом или из винтовки с «брамитом» [9] «Брамит» — прибор бесшумно-беззвучной стрельбы (глушитель) конструкции братьев Митиных. Существовал в вариантах для винтовки Мосина и револьвера «наган». Применялся в советских разведывательно-диверсионных группах и партизанских отрядах. .

— Ваша задача — вывести их на улицу, — сказал Чекменев, — понимаете? Это важно. Если кто-то хотя бы дернется за чем-то — сразу стреляйте.

— А людей собирать будем? — спросил Ратовский — высокий, худой десантник с каким-то удивительно домашним лицом.

— Нет, — резко ответил капитан. — Они сгоняли народ на площадь, когда вешали. Значит, мы так поступать не можем. Думаю, когда вытащим их на середину деревни, люди сами потянутся. Посмотреть.

Все снова замолчали, время тянулось невыносимо медленно.

— А потом? — не выдержал Говорухин.

— А потом мы их расстреляем, — спокойно ответил Чекменев.

Антон вздрогнул, и капитан заметил это.

— Вы все поймете, Антон, — как-то нестрого, по-человечески сказал партизан, — поймете. Я все скажу.

Младший лейтенант кивнул и зачем-то поправил висевший на груди тяжелый автомат. Как-то и впрямь глупо выходило: он — командир РККА, переживает, как какая-то… гимназистка старорежимная. Приказ есть приказ. И все же Антон никак не мог отделаться от мысли, что первым, кого он убьет на войне, будет не немец, а русский…

Они стояли, переминаясь с ноги на ногу, держа коней под уздцы. Мерин Ратовского все время фыркал, тряс головой, и когда Валька сунулся шептать успокаивающе в ухо, как видел когда-то в кино, зловредное животное махнуло мордой и разбило десантнику губу. Антон начал нервничать и посмотрел на Чекменева: капитан застыл в седле, словно статуя. Небо стало уже совсем серым, когда сзади тихонько свистнули. Говорухин резко обернулся, рука дернулась к затвору автомата.

— Свои, свои, — поднял перед собой руки Петр Николаевич.

Антон с досадой опустил оружие — ни он, ни его десантники не заметили появления крестьянина, который вдобавок ко всему еще и вернулся не с той стороны, с какой уходил.

— Пал Лексеич, — мужичок вынул из-за пазухи револьвер, — припас возвращаю, не пригодился. Там они до ночи пьянствовали, бабы там у них…

— Ясно, — кивнул Чекменев, — по коням.

Десантники, кряхтя, неловко полезли в седла. Не сразу поймав ногой стремя, Антон повернулся к командиру. Капитан достал из-за пазухи красную ленту и, подвернув ее концы, закрепил на шапке. Поймав вопросительный взгляд десантника, Чекменев пояснил:

— А вам не нужно, вы и так в форме.

Посмотрев на часы, он поставил коня поперек просеки так, чтобы видеть всех.

— В деревню входим на рысях, — спокойно, словно на учениях, сказал капитан. — Говорухин и Кривков лезут через забор и открывают ворота, с седла будет невысоко…

— Пал Лексеич, — прервал командира колхозник, — а может, уж сзади зайдем? Ну хоть половина? Там и забор низкий.

— Нет. Мы должны проехать по главной улице, а не красться огородами, — резко ответил Чекменев. — А разделяться тем более нельзя — нас и без того мало, и ребята здесь ничего не знают. Больше не прерывай меня.

— Слушаюсь. — Петр Николаевич, кажется, слегка оробел.

— В дом входить с пистолетами, с винтовкой там не развернешься. Все, пошли.

Чекменев развернул коня и пустил его шагом по просеке. Антон несколько раз толкнул ногами свою лошадь, и та наконец лениво двинулась вперед. Грязь на тропе замерзла комьями, кони несколько раз оступались, грозя сбросить неопытных всадников, но капитан перешел на рысь и вел свой отряд, не снижая скорости. Люди в деревне уже проснулись, если тянуться через поле несколько минут, кто-то может разбудить тех, за кем приехали партизаны. Говорухин трясся, вцепившись в поводья, стараясь не заваливаться на шею коню. Антон не умел ездить верхом, и никто из его товарищей не умел, и оставалось только надеяться, что они удержатся в седлах. Целью партизан был дом на самом краю деревни, в утренних сумерках младший лейтенант уже различал его: добротный, новый сруб, железная крыша — здесь жил рачительный и умелый хозяин. К соседней избе метнулась с улицы какая-то женщина с ведрами, но всадники уже подскакали к воротам. Антон резко натянул поводья, конь ударил задом, едва не сбросив неумелого седока через голову, затем прыгнул в сторону, явно намереваясь расплющить его ногу об забор. Но младший лейтенант уже бросил стремена и, ухватившись за резную доску, что шла поверху, легко вытолкнул свое тренированное тело вверх. На другой стороне прямо под ним оказались какие-то кусты, десантник, оттолкнувшись, перелетел через них и ловко приземлился на ноги, сдергивая с плеча автомат. Сзади раздался удар и глухие ругательства — Кривков соскочил не так удачно. Антон взял на прицел крыльцо и окно, выходившее во двор, и прошипел: