Юрий Вяземский - Бедный попугай, или Юность Пилата. Трудный вторник. Роман-свасория

— Такая вот заботливая мамаша!

Но где она, эта Делия? Кто она? Загадка и тайна. Тибулл ни разу не только не показал ее своим друзьям, но по собственной воле ни разу не заговаривал о ней ни в застольях, ни на прогулках. О ней можно было узнать лишь из элегий, которые, кстати сказать, Тибулл, в отличие от других поэтов, никогда не зачитывал вслух, а изредка приносил в аморию, начертанные изящным почерком на дорогих, благоухающих заморскими ароматами и перевязанных серебряным шнурком пергаментах.

Мессала однажды пошутил: «Клянешься в любви ко мне. А Делию свою ни разу не показал. Мне-то хоть покажешь, „великому другу“?»

Тибулл задумчиво улыбнулся. И скоро появилась элегия, вкоторой между прочим говорилось:

— И далее:

Разумеется, Мессалла никуда не приехал, потому что никто его в деревню не пригласил, и даже ближайшие к Тибуллу Эмилий и Корнут никогда в деревне той не бывали.

Загадка, говорю, которую члены амории всячески пытались разгадать: как следователи, вынюхивали, будто судьи, рассматривали и взвешивали улики. Но с каждой «уликой» всё больше запутывались и недоумевали.

Ну, скажем, мытарства под дверью, которые описывались в некоторых элегиях. Альбий Тибулл был настолько хорош собой, холодная и чуть презрительная его красота так властно притягивала женщин; они заглядывались на него издали, лезли под ноги, пытаясь обратить на себя внимание, многие сами назначали ему свидания, отчаянные письма писали, и некоторые даже угрожали наложить на себя руки… Тибулл, который ночи напролет томится под дверью, а его не впускают? Представить такое было невозможно!

Далее. В обществе женщины — так, чтобы она шла с ним рядом и он хотя бы на нее смотрел — Тибулла, как подсчитали, видели лишь четырежды. Женщина провожала Альбия, когда он с Мессалой уезжал в Сирию. Женщина встречала его, когда он вернулся с Керкиры. С женщиной его видели на правом берегу Тибра, в укромном уголке Помпеевых садов. Однажды в Субурре он вышел из дома, и женщина провожала его на пороге, махая рукой… Но, юный мой друг, все четыре женщины были разными лицами. Четвертая же оказалась меретрикой, или «заработчицей», а дом ее — лупанарием. И хотя все они, когда их стали расспрашивать, поклялись, что они — Делия… Но Делия одна! Четырех Делий быть не может! Так единогласно постановили в амории.

Стали дожидаться новых элегий. И скоро появилась элегия о болезни Делии.

Ну, и так далее…

Этой элегии в амории особенно обрадовались, так как обнаружили в ней множество «улик», или примет, а также признание, — это ведомо всем . И тотчас, разделив между собой римские кварталы, стали разыскивать женщин, недавно перенесших тяжелую болезнь, окуриваемых серой, ошептываемых ведьминскими заговорами, осыпаемых священной мукой и далее по приметам. Одиннадцать женщин обнаружили. И трое из них показали, что, дескать, во время болезни их, среди прочих, навещал прославленный красавец и поэт Альбий Тибулл. Однако два показания были тут же отвергнуты, так как слуги болевших, как выяснилось, никакого Тибулла в доме не видели. Лживым оказалось и третье свидетельство, поскольку тщательное расследование выявило, что слугам велели врать про Тибулла и про его ухаживания за больной госпожой. — Делия опять ускользнула!

Но скоро появилась элегия о муже.

И розыски возобновились с прежним рвением. Делию теперь пытались вычислить посредством обманутого мужа. И, видимо, разыскивая, расспрашивая, цитируя элегию и указывая на детали, переусердствовали. Потому что почти одновременно два уважаемых отца семейства — сенатор и всадник — явились к претору и подали на развод, обвинив своих жен в прелюбодеянии с Тибуллом. А третий — не всадник и не сенатор, но очень состоятельный ростовщик-вольноотпущенник — на форуме и на Марсовом поле, у театра Помпея и возле Большого цирка стал радостно объявлять встречным и поперечным, что женушка его принимает у себя красавца-поэта, что ей он посвящает свои элегии, что он, банкир, в отличие от заносчивых аристократов, не ханжа и не лицемер, а потому искренне дружит и весело бражничает с Тибуллом и теще своей статую готов поставить на форуме за то, что она заманила к нему в дом «дружищу Альбия» и свела его с этой Мелией, Белией, или как ее — ну, в общем, с той, которая воспевается в элегиях и которая на самом деле его жена… Статую теще он запросто мог поставить, потому как некоторое время деньги стали занимать именно у него, несмотря на высокие проценты.

Тибулл, как и всегда, сохранял полную невозмутимость. Суду, в который его вызвал один из разводящихся, представил убедительные доказательства своей невиновности, — это было нетрудно сделать, имея своим защитником Мессалу, а также учитывая тот факт, что дом истца он ни разу не посетил, и, стало быть:

— Такого никак быть не могло, поскольку он никогда не пировал с обвинителем и в глаза не видывал его жены, ни всю ее целиком, ни даже ее блудливого пальчика.

В амории же долго смеялись над этими событиями. А потом решили наконец подвести итог и предложить версии.

Версии были разные. Мессала объявил, что Тибулл заточил Делию в деревне и там ее тщательно скрывает от друзей, дабы никто из них, и он, Мессала, в первую очередь, не мог ее соблазнить и похитить у Тибулла. Версия малоубедительная по многим признакам, и прежде всего потому, что Мессала высказал это соображение крайне шутливым тоном, и видно было, что он подтрунивает над чересчур серьезными членами амории.

Корнут заявил, что Делия была у Тибулла до его отъезда на Восток, а после его возвращения с Керкиры Делия заболела и умерла, но он, Тибулл, не может смириться с ее смертью и, вспоминая о своей возлюбленной, описывает ее так, как если бы она была жива.