Василий Седугин - Князь Гостомысл – славянский дед Рюрика

Он взглянул на войско чуди и судорожным движением руки остановил коня, по его спине пробежала холодная дрожь. Сюкора, вместо того чтобы обойти противника, неожиданно повернул своих воинов лицом к новгородскому ополчению и начал быстро сближаться. Буривой встряхнул головой: уж не спит ли он, не снится ли ему? Слишком было невероятным и чудовищным происходящее на его глазах действо.

К Буривому подскакал тысяцкий Милад, в глазах его плескался страх:

– Что творится, князь? Что случилось с Сюкорой? Погибнет вся новгородская рать!

Буривой и сам видел это. Его охватила ярость, и он отыгрался на тысяцком, стегнул его хлыстом по лицу, выкрикнул в гневе:

– Почему воинов оставил, бес? Шкуру спасать задумал?

Глаза Милада приняли осмысленное выражение, он развернул коня и поскакал к рати.

У Бурового лицо наливалось темной краской. Сюкора изменил! Изменил исподтишка, подло, бесчестно. Ужалил, будто подколодная змея, с холодным расчетом выбрав подходящий случай и поставив его, Буривого, в смертельно опасное положение. Так ему это не пройдет!

И Буривым овладел тот приступ ярости и безудержного гнева, который мутил сознание и бросал его на отчаянные и безумные поступки. Ему вдруг показалось, что если он кинется в гущу смертельного боя, то исправит положение и спасет воинов от истребления. Дико вскрикнув, он стал яростно стегать коня, направляя в самый водоворот схватки, прорвался в передние ряды, огромным мечом круша направо и налево. Лицо его было забрызгано кровью, своей и вражеской, и все окружающее стало казаться ему в красном свете, он кричал, стараясь пересилить шум боя:

– Сюкора, мелкий, жалкий человечишка! Все равно я доберусь до тебя, проклятый Сюкора!

Охранники и рядовые воины старались прикрыть своего князя, принимая удары противника на себя, но все же не смогли уберечь от множества устремленных на него пик, мечей и сыпавшихся стрел. Буривой, как видно, не чувствовал ран, только движения его становились все слабее и неувереннее, изо рта неслись уже не устрашающие рыки, а бессвязные и нечленораздельные хрипы. Наконец он покачнулся и стал заваливаться на бок. Воины подхватили его и стащили с коня, а затем, отбиваясь от наседавшего врага, унесли за реку, положили на двуколку, запряженную парой гнедых, и умчали по лесной дороге.

В пути князь то приходил в себя и пытался подняться и что-то сказать, то впадал в глубокое забытье. В крепости Бярма к нему привели лекарей и кудесников, они стали перевязывать его многочисленные раны и смазывать их мазями, поить травами, однако он, не приходя в сознание, умер и был сожжен на большом костре, как предписывали вековые обычаи.

Разгром новгородского войска был полным. Пешая рать была истреблена наполовину, остальные сумели разбежаться по лесам. Меньшие потери оказались у дружины. Спас ее своим хладнокровием и умелым руководством тысяцкий Ратибор. Перестроив ряды, он внезапными нападениями не дал норманнам окружить себя, а потом отвел воинов к лесу, где зарвавшиеся скандинавы сами чуть не стали жертвой своей горячности; Ратибор незаметно провел несколько отрядов глухой чащей леса и ударил по растянувшимся по дороге и потерявшим строй норманнам; тем в спешке и со многими потерями пришлось отступить. После этого дружина организованно отошла от места сражения.

Сюкора объезжал поле битвы. Он был доволен ее исходом. Наконец-то удалось отомстить гордым новгородским князьям: Гостомысла заманил в западню и продал в рабство, а войско Буривого уничтожил, самого его или погубил, или надолго вывел из строя: своими глазами видел, как тот был повержен с коня. Таков он, Сюкора, и другим быть не может: с детства не прощает обид, нанесенных кем-либо, и за каждое оскорбление стремится отомстить. Мстил всем обидчикам, порой выжидая неделями, месяцами, годами, притворялся добрым и великодушным, был льстивым и угодливым, любезным и незлобивым, а затем подлавливал удобный случай и наносил неожиданный, но верный удар. Потому что за несправедливость люди должны платить, за унижение и подлость отвечать. И Сюкора точно и неуклонно следовал этому правилу. И в отношении новгородских князей разве он не прав? Зачем надо было Гостомыслу лезть к его девушке Млаве? Разве он не знал, что у него, Сюкоры, к ней большое чувство, что он полюбил ее? Разве это честно – отбивать у другого любимую? Вот и поплатился... А как простить Буривому, на полгода заключившему его в плен, пусть условный, пусть почетный, но все-таки плен? Разве может забыть он, Сюкора, как просыпался ежедневно в проклятом дворце новгородского князя с единственной мыслью: вырваться на свободу и расплатиться с обидчиком?.. И Сюкора так хитро расставил сети, что одним выстрелом убил сразу двух зайцев: с помощью нужного человека договорился с норманнами, которые похитили Гостомысла, а потом связался с ярлом Вилибальдом Живодером и обещал ему военную помощь против новгородских войск. За это норманнский военачальник посулил ему Новгород с прилегающими землями, себе ярл оставил город Ладогу; оттуда намеревался он наладить разбойничьи походы в страну драгоценных мехов, расположенную по рекам Двине и Каме. О ней много были наслышаны в Скандинавии, в нее через льды Ледовитого океана пытались пробиться викинги на ладьях-драккарах. Но это было слишком опасным плаванием, свирепые штормы и торосы льдов губили храбрые и отчаянные отряды, лишь единичные из них достигали цели и благополучно возвращались. Гораздо легче и безопасней идти по рекам и озерам; начинался путь в старинном городе Ладоге, поэтому-то и не позарился Вилибальд Живодер на стольный город Новгород, а выбрал древнюю Ладогу.

А вот и он сам, Вилибальд Живодер, направляется к нему в окружении телохранителей.

– С победой тебя, князь племени эстов! – приветствовал он Сюкору.

Был он высок ростом, худощав, на красивом лице выделялись синего цвета лучистые ласковые глаза; глядя в них, никак не подумаешь, что этот человек отличался исключительной жестокостью, за что и получил прозвище «Живодер».

– И тебя тоже, – ответил Сюкора, важно слез с коня и направился к ярлу.

Тот легко соскочил на землю; они обнялись.

– Положено, князь, отпраздновать нашу победу. Прошу проследовать со мной к месту пиршества.

На то место, где недавно разыгралось сражение, воины выкатили бочки с пивом и вином, разожгли костры, на которых жарили туши баранов и кабанов, в больших котлах варили мясо и рыбу, раскладывали караваи хлеба.

Для ярла Вилибальда и князя Сюкоры расстелили ковер, уставили его питьем и яствами. Широким жестом ярл пригласил своего союзника занять место рядом с ним. Начались взаимные поздравления, тосты за победу, клятвы в верной дружбе.