Наталья Павлищева - Наталья Гончарова. Жизнь с Пушкиным и без

Утренняя почта принесла странное письмо. Вскрыв его и пробежав глазами, Пушкин заскрипел зубами. Едва успел прочесть, как явился посыльный от Хитрово и с таким же конвертом. А следом приехал Соллогуб и тоже привез конверт…

Во всех них одно и то же: «Диплом ордена Рогоносцев».

«…Кавалеры Первой степени, командоры и рыцари Светлейшего Ордена Рогоносцев, собравшись в Великом Капитуле под председательством достопочтенного Великого Магистра Ордена, Его Превосходительства Д. Л. Нарышкина, единодушно избрали господина Александра Пушкина коадъюктором Великого Магистра Ордена Рогоносцев и историографом Ордена.

Непременный секретарь граф И. Борх».

Соллогуб, почувствовав, что сейчас грянет буря, поспешил удалиться, а сам Пушкин позвал супругу. Он не знал, что именно скажет, хотя понимал, чем и с кем она дала повод вот к такому награждению.

Дверь в кабинет тихонько открылась, вошла Наталья Николаевна.

– Ты один? Саша, я хочу тебе рассказать о вчерашнем происшествии…

Что-то было в его глазах и лице такое, от чего она замерла. Казалось, еще миг, и Пушкин просто задушит свою жену.

– Что с тобой?!

– Происшествии? Ну-ну, расскажи, любопытно послушать, что именно ты называешь происшествием.

Наташа испугалась, по-настоящему испугалась. Но она собралась с духом и честно поведала все, что произошло в предыдущий день. Сначала Пушкин смотрел тигром, потом принялся кричать. Про то, что дура, она услышала за то утро не раз, в гневе Пушкин выражений не выбирал.

Слыша непристойную ругань и крики, сестры Азя и Екатерина сначала поспешили спрятаться, особенно Азя, знавшая, почему так гневается Пушкин. Зачем Наташа рассказала мужу о вчерашнем событии, ведь советовали же молчать. Но потом Азя потянула Екатерину к двери кабинета, мало ли что… Зная бешеный нрав Пушкина, можно ожидать чего угодно.

Наталья Николаевна рыдала, она не чувствовала за собой вины, разве в том, что, услышав, что хозяйки нет дома, не бросилась опрометью по лестнице вниз, а позволила Дантесу взять себя за руку? Но разве это преступление? Она действительно растерялась, поняв, что Полетики нет, а нагловатый кавалергард один.

Может, и правда, не стоило рассказывать Пушкину, как советовали княгиня Вера Федоровна и Азя? Но она не умела скрывать, будь Александр не так мрачен вчера, она бы сразу рассказала.

Он кричал долго и почти безобразно, действительно злясь, что жена по глупости позволила вовлечь себя в столь неприятную историю.

– У тебя есть записки от этого прохвоста?

– Есть…

– Зачем ты хранишь?!

– Я все письма храню…

– То письма, письма, понимаешь ты, дура этакая?! А любовные записки хранить да еще и мужу в том признаваться, совсем ума не иметь! Ну-ка, принеси.

Сестры отскочили от двери, под которой стояли, но выбежавшая из кабинета Наташа их даже не заметила. Она принесла шкатулку с письмами, в которой действительно лежали несколько коротеньких, ничего не значащих записочек Жоржа Дантеса.

– Вот…

Пока Пушкин разбирался с записками француза, Азя вдруг обратила внимание на сестру. Екатерина была едва жива.

– Что ты, Катя?

– Что у Таши с Дантесом?

– Да ничего, просто Идалия Полетика заманила ее вчера к себе на квартиру, а сама уехала, оставив там Дантеса. Таша едва вырвалась от него.

– Азя, с ним нельзя оставаться наедине, нельзя! Он… он… может все!

У Александры упало сердце: она вдруг осознала, о чем говорит сестра! Екатерина тоже бывала наедине с Дантесом, и организовала это сама Азя! По тогдашним заверениям сестры, дальше поцелуев дело не пошло, но сейчас, глядя на то, как переживает Екатерина, Азя в этом сомневалась.

– Катя…

– Молчи! Слышишь, молчи! Это мое дело, только мое!

– Нет, ты должна все рассказать!

– Кому, ему? – кивнула в сторону кабинета, где снова рыдала Наташа и кричал ее супруг.

Азя вдруг поняла:

– Тетушке. Поехали к Екатерине Ивановне, поехали, Катя.

А та вдруг невесело усмехнулась:

– И что я ей скажу? Я сказала самому Дантесу, но он ничего не предпринимает, наоборот, стал еще активнее преследовать Ташу. Азя, лучше бы мы вообще не приезжали в Петербург, я бы не встретила Дантеса и жила спокойно.

– Что теперь будет? Может, все-таки сказать тетушке? Я сама скажу.

– Нет.

Крики в кабинете затихли, Таша говорила уже что-то спокойно – видно, снова и снова повторяла мужу о произошедшем.

Так и было, сменив гнев на милость, Пушкин все же попенял супруге:

– А почему вчера не рассказала? К чему было ждать, пока мне другие не сообщат?

– Другие?! Кто?

– Так почему вчера не сказала?

– Но ты приехал поздно и сразу ушел к себе…

Он вспомнил, смутился. Потом заставил еще раз повторить. Наташа повторила. Злость перегорела, перед ним стояла, оправдываясь, словно маленькая девочка, все та же Наташа Гончарова, по сути, невинная кокетка, попавшая в переделку из-за своей нерешительности и неспособности предвидеть ловушки и защищаться.

– Ладно, женка, молодец, что не скрыла. Только помни мои слова: с Идалией и близко больше не знайся, это она все подстроила, тебя спешно вызвала туда, где этот хлюст был. А еще бы лучше, чтобы ты и с ним не кокетничала, до добра не доведет. И от меня ничего не скрывай. Я тебе верю, твою душу знаю, но ты можешь на нас обоих беду накликать.

Ссора закончилась примирением. Пушкин понял, что зря оставил строгий надзор за женой; пользуясь ее слабиной и наивностью, Наталью Николаевну могли заманить в любые сети, в том числе любовные. На вопрос, почему сохранила записочки от Дантеса, она сначала ответила, что по привычке, мол, хранит все, что получает. Это было правдой, Пушкин сам ругался, что архив жены будет скоро равен его собственному. Но быстро понял, что ей дороги эти записки.

Что в них? Оказалось, ничего особенного, любовный вздор, комплименты, заверения, что нет ее краше и прелестнее.

– И это можно ценить?!

В ответ услышал то, что повергло в шок:

– Но ведь ты давно перестал мне такое говорить… Я только женка, и мое дело рожать детей.

Не удержался:

– Дура! Неужели не понимаешь, что тобой воспользуются, чтобы унизить меня? Неужели не видишь, к чему приведет тебя его страстная любовь?

У нее на глазах снова появились слезы:

– Я верна тебе всегда была и всегда буду. А ты – нет.

Глядя вслед жене, Пушкин только тяжело вздохнул.

Но теперь он знал, что делать: только стреляться! Если он не убьет Дантеса, тот опозорит его семью, обязательно опозорит. Объяснять Наташе, что Дантес пустое место, бесполезно, женщина видит влюбленного в нее красавца и верит всему вздору, который тот несет.

Грозный муж отправил вызов на дуэль Дантеса на имя Геккерна.

Для него не стоял вопрос, чья это работа, долго раздумывать не пришлось. На что рассчитывали те, кто посылал дипломы? На то, что Пушкин поскрипит зубами, побесится, возьмет жену под строгий присмотр, запретив ей делать без собственного сопровождения лишний шаг. А уж подходить к Дантесу и вовсе запретит.