Наталья Павлищева - Даниил Галицкий. Первый русский король

К хану пришел Гуюк, он долго отряхивался от снега, который принялся сыпать хлопьями, словно для того чтобы скрыть следы страшного побоища на улицах Киева. Они оба были внуками Потрясателя вселенной, а потому Гуюк считал себя вправе разговаривать с Батыем на равных, хотя и находился у него в подчинении. Хан Гуюк посидел немного, потом принялся рассказывать об упорстве этих шакалов.

– Урусы не сдаются, их загнали уже в одну-единственную постройку, дом их Бога.

– Что они там делают? Может, там подземный ход есть?

– Если есть, то очень далекий, наши воины следят за всей округой, если из-под земли где-то начнут выходить люди, их сразу схватят и тем же путем ворвутся к осажденным.

– У них очень умный нойон, хорошо распоряжается обороной. Скажи, чтобы его взяли живым, хочу посмотреть на храбреца. А к их последнему прибежищу подтащите пороки и попросту разбейте стены, пусть те, кто спрятался, в этом прибежище последний миг и встретят.

За ночь снегом занесло почти все, но он быстро таял, словно плакал вместе с осажденными людьми. Из Десятинной действительно был тайный ход, и уйти им можно, но, на беду киевлян, неподалеку от выхода расположился один из татарских отрядов. Выйти значило показать врагам, где этот ход. Тогда Дмитр распорядился собрать в этом тайнике женщин и детей вместе с сокровищами Десятинной и ждать, когда начнется последний штурм, чтобы под его прикрытием уйти.

Наставляя Евсея, которого поставил старшими над беглецами, Дмитр твердил:

– Запомни, выведи баб с детишками, сокровища можешь оставить, кому они нужны, если людей нет? И не спеши, должен убедиться, что татар нет, чтобы не угодить прямо к ним в лапы.

Никто не знает, что произошло в том тайном ходу и вышли ли люди. Может, они сумели бежать, да так рассеялись по земле, что и не вспомнили о тайнике, а может, все же попали татарам и были уничтожены… И сокровищницу не нашли. Ходят легенды, что она так и лежит в тайном ходу, дожидаясь своего часа.

Утром пороки снова начали бить… по стенам Десятинной! Кто-то из оставшихся баб завизжал. На нее шикнули, даже такая страшная смерть под развалинами Десятинной казалась лучше, чем мучения от рук поганых. А снаружи ратники отбивали приступ за приступом. Татары бросали в бой своих воинов, не задумываясь, что те могут погибнуть под стенами церкви вместе с киевлянами.

А над городом вдруг понесся запах гари, но жгли не татары: чтобы город не достался врагу, его поджигали собственные жители, рассудив, что если выживут, то отстроят новое, а если нет, так хоть врагу навредят.

Последнее, что услышал Дмитр, – грохот рушившихся стен Десятинной! Его еще раз ранило, и глаза застлала кровавая пелена. Сквозь нее еще какое-то время доносились крики, стоны и ругань по-русски и по-татарски, а потом воевода провалился в темноту…

Очнулся Дмитр не скоро, почувствовал, что руки связаны, а под щекой голая земля. Плен… Что может быть хуже для вольного человека и тем более воина? Лучше тяжелая рана, стрела в сердце, гибель на поле брани, но только не плен!

Но татары выполнили приказ хана, Дмитру оставили жизнь. Сказывали, что когда привели пленного воеводу к хану, тот спросил, мол, что будет делать, если ему вернут меч, Дмитр, не задумываясь, ответил:

– Снова подниму его против тебя!

Батый, пораженный разумностью и неустрашимостью русского воеводы, вопреки всем правилам Дмитра не казнил, однако не предложил ему службу у себя, понимал, что не согласится и в ответ на отказ придется убить. Дмитр еще смог сослужить службу своей земле. Поневоле наблюдая за страшным разорением Галицких и Волынских земель, он посоветовал Батыю в них не задерживаться, чтобы угры и ляхи не успели собрать достаточно сил для сопротивления. Говорят, хан послушал совет и поторопился в Венгрию, не став разрушать до основания те крепости, что не удалось взять сразу.

Возможно, благодаря совету Дмитра остались стоять Кременец и Холм…

О судьбе разумного воеводы ничего не известно, то ли все же посоветовал что-то не то, то ли от «злой чести татарской» отказался.

«Даниил сказал так: «Нехорошо нам оставаться здесь, близко от воюющих против нас иноплеменников».

Едва успели князь Василько Романович со своей семьей и с семьей брата Даниила унести ноги, как на их землях появились татарские отряды. После полного разорения Киева до галичских земель дошли быстро, потому что болоховские по пути решили не сопротивляться, а лучше договориться добром. Получилось, за обещание давать татарам зерно и корма для коней те не разорили ни одного болоховского города. И селищ не тронули тоже.

А вот галицкие и волынские пограбили и сожгли. По дорогам потянулись беженцы, да разве успеют убежать те, кто пешим бредет, ведя за руку детей и таща нехитрый скарб, от конных? Были закрывшие ворота и выстоявшие города, были поверившие лживым обещаниям и сдавшиеся на милость победителей, не было только договорившихся, как их соседи, и очень мало уцелевших. А заступиться было некому, оба князя у угров и ляхов, бояре бежали, воеводы поспешили унести ноги…

Даниил Романович прибыл к угорскому королю Беле с богатыми дарами, но особо радушного приема не встретил. Королю надоели эти все, кто прибывал с востока! Сначала, убегая от татарского войска, пришел половецкий хан Котян со своими сородичами. Просил земель для жизни, обещал не мешать, а в случае необходимости встать под руку Белы. Половцы прекрасные всадники и меткие стрелки, а необходимость у короля была постоянная, потому Бела разрешил поселиться в Венгрии и выделил земли. Кроме того, они были с ханом Котяном родственниками.

Следом явился опальный князь Михаил Черниговский, хотя какой он Черниговский, если Чернигов давно татары взяли, а из Киева он сам сбежал! Принялся сватать старшую дочь Белы за своего сына Ростислава. Конечно, Анне пора бы замуж, но не за русского же княжича, у отца которого земель больше нет и скоро не предвидится. Дружина у Михаила Всеволодовича никакая, скорее самому помощь нужна, Бела отказал.

Теперь приехал давний противник Даниил Романович. С этим князем было больше боев, чем дружбы. Галичина всегда нравилась угорским королям, а права на нее имели многие. Вот и помогал тот же Бела противникам князя Даниила. Но татары совсем близко от его Галичины, потому небось и приехал. Этому-то чего надо?

Услышав о сватовстве двенадцатилетнего Льва к такой же юной Констанции, Бела изумленно приподнял брови:

– Не рано ли, князь? Пусть еще с куклами поиграет.

И смотрел насмешливо, ожидая, когда гордый Даниил о деле начнет говорить, ведь явно помощи просить приехал! Даниил прекрасно понял эту надменность и с первого взгляда для себя осознал, что никакой помощи не получит.