Наталья Павлищева - Даниил Галицкий. Первый русский король

– И я?

Вопрос Василька застал пьяных князя и дворского врасплох. Даниил посоображал и помотал головой:

– Ты нет! Остальные предатели! Предатели!

Его поддержал Андрей:

– Предатели!

Поняв, что разговаривать с братом бесполезно, Василько распорядился, чтобы слуги, во-первых, утащили бочонок с вином, там еще оставалось что-то. Во-вторых, уволокли отоспаться дворского, а уж за Даниила он взялся сам.

Даниил очнулся и не сразу сообразил, где он и что происходит. Невыносимо болела голова, и страшно мутило. Он попытался хоть что-то вспомнить. Получилось плохо. Слуги приволокли бочонок вина, он начал пить… кажется, пил долго и в одиночестве…

Стало не по себе, ни разу в жизни Даниил не позволял себе напиваться, помнил, как противно выглядят пьяные, и терпеть не мог утреннего похмелья. А вот теперь оно было сполна… Застонав, князь попробовал повернуться на бок, чтобы встать и хоть напиться водички, если уж кисленького кваску не найдется. Болело все…

Но еще тяжелее было увидеть над собой Василька. Брат протягивал ему ковшик с тем самым квасом, по которому так тосковало нутро Даниила. Тот с трудом приподнялся на локте, жадно выпил квас, не замечая, как капает с бороды на постель, снова откинулся:

– О-ой…

– С чего ты напился-то?

– Вести принесли такие, что хоть вой.

– Это ты про Неврюя? А чего вы ждали, что Батый станет терпеть непослушание? Прав Невский, хана дразнить – что против медведя с голыми руками ходить. А Андрей твой дурак, хорошо хоть бежать удалось.

У Даниила так болела голова, что не смог даже вытаращить глаза, только застонал:

– И ты туда же! Спелись с митрополитом?

– Так чего пил-то? Кого жалко? Устинья спаслась, от шведов заберешь, и все.

Даниил вспомнил свои мысли про предательство, теперь они показались попросту глупыми. Но он все же высказал брату. И чем больше говорил, тем больше снова уверовал, что так и есть. Василько не согласился:

– Нет, не думаю, чтоб Невский навел на брата татар, чтобы самому на великокняжеский стол сесть. Ему проще можно было, попросил бы у Батыя ярлык, тот не отказал бы. А Андрей и впрямь дурень, куда ему теперь? Неужели думает, что Биргер станет ради него с татарами воевать?

– Василько, с кем союз держать, а? С кем договариваться? С одной стороны Батый, с другой Миндовг, с третьей Бела, хорошо хоть свои галицкие успокоились.

– А вот есть ты и есть я, еще Лев в своем городе сидит, твои сыновья подрастут, мои тоже…

– Это не скоро, сейчас с кем? Скоро ли татарская сила ослабнет, чтобы можно было без оглядки на нее жить?

Брат тяжело вздохнул и покачал головой:

– Нет, Данила, не скоро.

– Папа все к себе в союзники зовет.

– Миндовг решил корону принять.

– Что?! – Князь от неожиданности вскрикнул и снова застонал, схватившись за голову. – Дай еще кваску.

– Держи, пьяница!

Миндовг будет королем?! Совсем немыслимо.

– Зачем это?

– А чтоб Стирланд себе его земли не захватил! У Миндовга какое было правило? Кто что завоевал, тот тем и владеет. А если с его собственными землями так же? Стирланд может. Миндовг теперь свое Великое княжество Литовское Великим королевством звать станет.

Немного поговорили о Миндовге, потом Василько вздохнул:

– Слушай, Данила, может, принять эту корону, а? Хотя бы рыцарей можно будет не бояться, и Миндовга тоже, если он будет король.

Даниил болезненно поморщился:

– На что мне она?

Устинье помогать не пришлось, из Ревеля пришел ответ, заставивший Даниила, с одной стороны, порадоваться за Устинью, с другой – чуть обидеться на нее. Княгиня написала, что она мужнина жена и к отцу возвращаться не будет. Перед Богом клялась у алтаря, что будет с мужем до конца дней в радости и в горе, как же такую клятву предавать? Князь Андрей и впрямь отправился к Биргеру договариваться, но не о походе, такое быстро не решается, а о том, где им пожить.

У Даниила сразу мелькнула мысль предложить пожить у него, но он эту мысль отбросил, Устинья оказалась умней его самого, жить в Холме или даже у угров опасно, давно ли Батый пол-Европы из-за Котяна прошел? Конечно, князь Андрей не Котян, но он прав, что за море бежал, там надежней. Только что там делать будет? Даниил хорошо помнил, каково это, быть обузой на чужбине. Оставалось только молиться, чтобы как-то удалось безопасно вернуться.

Дочь ни словом не обмолвилась о князе Александре и о самой рати, даже о Марии Ростовской вскользь, мол, княгиня не захотела с ней бежать, осталась дома. Письмо у Устиньи получилось небольшое и все посвящено князю Андрею и ее верности мужу. Но отец был рад и такому.

Миндовга точно подменили, он крестился, помирился со всеми соседями и даже предложил дружбу Васильку и Даниле. Мало того, его сын Войшелг вдруг принялся сватать свою сестру за Данилова сына Шварна! Сын не дочь, тот жену к себе в дом приведет, Даниил согласился. Шварн был послушен родительской воле.

За столько лет они привыкли, что гонцы приносят только дурные вести, но эта была такой, от которой хотелось заорать во все горло, выйдя на крыльцо, или начать трезвонить в колокола, – умер Батый!

Не в силах усидеть, Даниил вышел на крыльцо, остановился, оглядываясь и вдыхая напоенный осенней легкой прохладой воздух. Дышалось особенно легко. Стояли последние теплые денечки перед осенней непогодой, по ветру летели тонкие паутинки, пахло сложенными под крыльцом яблоками, легкий ветерок едва шевелил листву. Изредка пожелтевший лист отрывался от ветки, медленно кружа, тихонько опускался на землю. Тепло, красиво и… вольно.

Умом Даниил понимал и то, что радоваться человеческой смерти нехорошо, и то, что смерть Батыя вовсе не означает избавления от татар вообще, и что последнее время уже не Батый держал огромный улус, он болел и был слаб. Но само понимание, что смерть нашла и человека, поставившего на колени большую часть Европы, радовала, и вовсе не было совестно от этой радости.

– Что за письмо, Данила Романович?

Дворский тут как тут, видел, что князю свиток принесли, и заметил, что чем-то доволен Даниил.

Тот широко улыбнулся:

– Батый помер!

– Да ну?! Вот новость так новость! А это точно?

Осторожность дворского словно ушат ледяной воды для Даниила, а ведь он прав, татары хитрые, могли нарочно такую весть прислать, чтобы посмотреть, кто как вести себя станет. С Батыя станется, рассказывали же, что он уже разыгрывал свою смерть, хотел посмотреть, будут плакать или радоваться. И их Чингисхан вроде тоже так делал.

Именно из-за понимания такой опасности Даниил не стал ни кричать, ни в колокола звонить, но Васильку сообщил. И сам не думать об изменениях из-за смерти Батыя не мог.

Хан держал свой огромный улус крепкой рукой, конечно, не все сам, поделил на части, левобережьем Волги правил сам, а все от правого берега отдал царевичам и вон Куремсе. Северо-Восточная Русь досталась Сартаку. Что будет теперь?