Наталья Павлищева - Елена Прекрасная. Красота губит мир

– Ты ненавидишь меня…

– И ненавижу! Ненавижу за свою беспомощность, за то, что не могу забыть твое тело, за то, что желаю его и не могу обладать все время.

– Так обладай! – метнулась к нему Елена. – Я же прошу уйти со мной! Я буду тебе верной женой, Агамемнон!

– Нет, – помотал он головой.

Елена вдруг протянула ему меч:

– Тогда убей меня! Я устала принадлежать другим, устала быть самой желанной, устала быть предметом раздора и вожделения!

– Нет!

Она горько усмехнулась:

– Ну, схвати меня за волосы и утащи к своему брату. Он будет тебе благодарен. И не только он.

И этого не мог Агамемнон. Он не могут убить столь желанную женщину, не мог отдать ее своими руками другому.

– Не можешь… ничего не можешь… Прощай.

– Куда ты?

– Обратно в Трою к Деифобу, мой новый супруг ждет меня! По крайней мере, он не будет отталкивать меня! А если и Деифоб погибнет, то у Приама много сыновей…

Она ждала, что остановит, пусть грубо, силой, пусть даже потащит в лагерь к ахейцам и отдаст Менелаю… Все равно потом они встретятся, и Агамемнон снова будет столь же страстен, как был только что!

Но он не остановил. И Елене пришло в голову, что Эрот все же выпустил свинцовую стрелу. Что ж, теперь ей нечего терять… и нечем дорожить…

Уже ныряя в заросли, она невесело усмехнулась:

– Ифигению я родила от тебя, а не от Тесея.

– Что?! – рванулся за ней Агамемнон. – Ты лжешь!

– Зачем? – спокойно пожала плечами Елена и отправилась к стене, где все еще болталась веревка с узлами, по которой так удобно было спускаться.

Совершенно оглушенный услышанным, он не сделал ни единого движения, чтобы ее остановить.

Когда она уже взобралась на верх стены, послышался крик:

– Елена!!!

Поздно, – усмехнулась женщина. В этот момент ее схватили мужские руки, охрана заметила Елену, но решила, что она только пытается бежать. Вяло шевельнулась мысль: «Хоть бы убили, что ли…»

Не убили, привели к Деифобу. Тот, узнав, в чем дело, принял все на свой счет.

– Оставьте нас.

Немного походил по комнате, остановился перед безразлично сидевшей Еленой, вдруг взял ее за локти и поднял на ноги.

– Я знаю, ты хотела сбежать, потому что боишься меня. Ты любила Париса (о, боги, какой дурак!) и теперь не хотела бы разочаровываться… Я не разочарую тебя. Брат был мальчишкой, мало что умевшим. Я взрослый мужчина, сегодня ты познаешь мою силу и поймешь, насколько я лучше… М-м-м… как ты хороша нагая!..

За время этой речи руки Деифоба уверенно освобождали ее от одежды.

«Он действительно опытен», – подумала Елена.

Немного погодя:

– И силен.

– И умел.

– И вообще, он даже лучше Париса.

– И даже… Агамемнона!

– Я помогу тебе забыть всех твоих мужчин! – шептал Деифоб на ухо, и она поверила… Хотелось спросить: где же ты был столько лет?

Утром Деифоб посоветовал утомленной ночными ласками Елене:

– Не выходи из комнаты. Все, что тебе нужно, принесут сюда.

– Боишься, что сбегу? – усмехнулась женщина.

Он наклонился над ложем, провел рукой по бедру:

– Не хочу, чтобы тебя видели другие мужчины. Ты будешь моей, и только моей. Бесконечно.

Он набрасывался на нее так, словно ждал встречи десять лет, даже Агамемнон не бывал столь ненасытен. Ночью она усмехнулась про эти десять лет, Деифоб согласился:

– Так и есть! Я жажду тебя все эти годы, неужели не замечала? И теперь спешу наверстать упущенное…

– Ты хоть любишь меня?

– Люблю? – удивился новый муж. – Спрашивать такие глупости могут только женщины. Вам не дано понять, каково это: желать обладать столько лет и наконец получить такую возможность! При чем здесь любовь?

Вот и все. Он был просто одним из мужчин, страстно желавших обладать ее телом и получившим наконец такую возможность. Да, он превзошел всех прежних пылом и умением (Елена вспомнила, как Гектор однажды ругался, что Деифоб переспал со всеми проститутками Трои!), даже Агамемнона, все же был моложе царя Микен и сильнее, но в его душе не было любви…

Почувствовав, что что-то не так, Деифоб усмехнулся:

– Вы, женщины, глупы. Вам дана такая власть над мужчинами, что и подумать страшно. Вот ты можешь делать со мной все, что захочешь, пока я не взял тебя на ложе. Пока я хочу тебя, я в твоей власти…

Елена вспомнила старуху, говорившую ей то же самое еще в юности.

– Но когда я взял, ты уже в моей! Так что подчиняйся, милая, повернись-ка вот так! И выгнись, выгнись…

Деифоб уже спал, а она размышляла. А есть вообще любовь?

В городе каждый день погребальные костры, смерть, кровь, слезы… После гибели Гектора, а потом Ахилла словно что-то разладилось в войне с обеих сторон, раньше проходили больше поединки, на которые собирались смотреть с двух сторон, а теперь это были кровавые бойни, противники не желали не только уступать друг другу, они не позволяли раненым спасаться среди своих и не давали забирать убитых. Если был убит троянец, то он оставался валяться на горе родственникам до самой ночи, чтобы к утру от тела не осталось и костей. Если погибал ахейский воин, то его норовили спешно изуродовать до неузнаваемости или вообще захватить с собой, чтобы ночью выбросить со стены тем же падальщикам.

Страшно, люди по обе стороны стены озлоблены, они уже не желали ничего, кроме крови, гибели противников и жестоких убийств. Троянцы прекрасно понимали, что пощады, если город падет, никому не будет, а потому защищались с особым упорством и ожесточением.

Елена вместе с другими женщинами ежедневно ходила к воротам, но уже не на стены смотреть на поединки, а помогать раненым. Забыв обо всем, перевязывала, смывала кровь и пот, подставляла плечо, чтобы помочь дойти до дома или, если дома не было, хотя бы туда, где раненых пытались лечить. Она растирала травы, заваривала, процеживала, поила, кормила… Варила непентис – напиток, утоляющий печали, с грустью замечая, что трав для него остается все меньше. Иногда забывала, что весь день не ела сама, только облизывала пересохшие губы и снова возилась с ранеными.

Хуже всего, что на нее с каждым днем все больше косились, а узнавая, вообще не позволяли себе помогать. Так вчера израненный пожилой воин оттолкнул ее руку, не желая, чтобы она перевязала страшную рану. Воин умер, пока до него добралась Лаодика. Елена стояла и плакала горькими слезами, еще немного, и ее начнут проклинать… А может, уже и проклинали, ведь кричала же вслед женщина:

– Вот кто виноват в том, что наши мужья гибнут! Ей было плохо с одним своим мужем, а мы теперь должны отдавать на смерть многих!

Лаодика постаралась увести Елену подальше от этих криков. Эта сестра Париса, пожалуй, единственная, кто относился теперь к красавице по-человечески, остальные норовили отойти подальше. Забыли, что сами же решили не возвращать ее Менелаю, хотя она уже была согласна. В ответ на такое возмущение Лаодика чуть смутилась: