Наталья Павлищева - Мадам Помпадур. Некоронованная королева

Жизнь на природе пошла ей на пользу, и раньше отличавшаяся прекрасным цветом лица и нежной кожей, теперь Жанна просто светилась.

– Ах, дорогая, – вздыхала госпожа де Тансен, – как я вам завидую! С таким цветом лица никаких румян не нужно. Ваше прелестное личико будет даже жалко замазывать пудрой и румянами.

Жанна пожимала плечами:

– Я не собираюсь пользоваться пудрой, это так неприятно, когда она осыпается толстым слоем на одежду…

Госпожа де Тансен и графиня д’Эстрад переглянулись между собой: пожалуй, если Жанна выполнит свою угрозу, скандала не миновать. Как это не пользоваться пудрой и румянами?! А мушки?

– Да, дорогая, а почему вы не пользуетесь мушками?

– Зачем?

– Но мушки – это язык общения с мужчиной, которого вы хотите привлечь.

– Но у меня один мужчина, – рассмеялась Жанна, – и он обо мне все знает. К чему лепить мушку, чтобы сказать, что я его жажду? Или что я жду встречи.

– Научитесь сдерживать свой смех, он слишком откровенный и даже вызывающий. Дама должна смеяться очень тихо, прикрыв лицо веером. К тому же это позволяет скрывать желтые или выпавшие зубы.

– Но у меня красивые белые зубы, мне нечего скрывать! – смеялась королевская любовница, временами приводя старшую наставницу в отчаянье. Госпожа де Тансен ахала и закатывала глаза, представляя, какие сложности ждут эту девчонку при дворе.

– Мадам просто не представляет, в какую окунется атмосферу. Если ее любит король, это может означать только то, что ее будут ненавидеть остальные. Во всяком случае, дамы обязательно, – жаловалась де Тансен аббату де Берни.

Пьер де Берни, которого не сразу удалось уговорить взять на себя роль главного воспитателя королевской любовницы и который быстро пришел от нее в восторг, только вздыхал. Да уж, той, что захватила сердце короля вопреки желанию двора, не позавидуешь.

Переживали все: госпожа де Тансен, графиня д’Эстрад, мадам Пуассон, аббат де Берни, маркиз де Гонто, де Турнеэм, Парис де Монмартель, Вольтер, все, кто шил наряды, и даже церемониймейстер двора, дававший ей уроки реверанса… и только сама Жанна, казалось, была безмятежно спокойна.

Но это только казалось, никто не догадывался, как у нее дрожат поджилки при одной мысли, что придется предстать перед огромным количеством вовсе не дружественно настроенных людей, придирчивых, которые не упустят ни малейшей ее оплошности, все неудавшееся преувеличат, все удачное не заметят, все обсудят и осудят. Жанна прекрасно понимала, что это не появление в ложе театра, когда ее просто разглядывали в лорнеты, вместо того чтобы смотреть спектакль. Теперь ей предстояло задать тон, навязать свою власть там, куда ее и пускать-то никто не желал.

И допустить ошибку и даже простую мелкую оплошность тоже нельзя, это будет удар по королю, такого Жанна допустить не могла. Доставить неприятность Людовику, когда он так страстен, так нежен, так ласков в письмах! Она никому не показывала эти послания, но по вечерам перечитывала по несколько раз.

В ответ в шутливой форме рассказывала о своих ежедневных тренировках и учебе, смеялась над своей неловкостью и неуклюжестью, описывала смешные мелкие происшествия и жаловалась, что тоскует и ждет встречи…

Жанна с аббатом де Берни прогуливались по парку, стараясь держаться в тени, потому что было довольно жарко.

– Пьер, объясните, пожалуйста… я столько слышу про этикет, столько выучила правил и тонкостей… знаю, что каждый шаг его величества определен, он ритуально одевается по утрам и ритуально раздевается перед сном… по ритуалу обедает и по ритуалу целует ручки дамам… Но ведь я знаю совсем другого Людовика, он снова одевается после церемонии и уходит по своим делам. И в постель возвращается только к церемонии. Я что-то не то говорю? Не беспокойтесь, я прекрасно понимаю, что такого не стоит спрашивать при дворе, это только с вами можно откровенно…

– Вы абсолютно правы, мадам, король ведет двойную жизнь.

– Но почему, вернее, зачем? Я не могу спросить этого у его величества, боясь обидеть его. Скажите вы.

Де Берни принялся объяснять. Правила этикета ввел не Людовик XIV, но он довел их до совершенства, оставив своему правнуку, нынешнему королю, столь строгую систему, что нарушить ее не приходит в голову никому. Но строго соблюдать ее для его величества тяжело, жить все время на виду у множества людей невыносимо, но и отменить правила тоже чревато многими неприятностями.

– Людовик XV поступил проще – он разделил парадную и личную жизнь. Король соблюдает обязательный ритуал пробуждения и отхода ко сну, когда все происходит по строго заведенным правилам, пусть даже нелепым и смешным, приемы, представления и даже балы тоже проходят согласно этикету. И парадные покои его величества мало пригодны для жизни, они скорее для церемоний. Но у короля есть другие покои и другая жизнь, закрытая для большинства придворных, куда допускаются лишь избранные, те, кто его величеству приятен. Попасть в этот узкий круг мечтает каждый, но удается немногим. Церемония отхода короля ко сну вовсе не означает, что он действительно собирается спать, как и церемония утреннего вставания то, что он только что проснулся. Позволив придворным торжественно и по ритуалу раздеть себя, его величество переходит в свою малую спальню во внутренних покоях, снова одевается и отправляется… мм… заниматься своими делами.

Это аббат мог бы и не объяснять, чем занимается его величество после официального отхода ко сну, Жанна знала, пожалуй, лучше самого де Берни.

– Таким образом соблюдаются внешние приличия, каждый знает свое место, знает, чего ему ждать и на что надеяться, а король получил некоторую свободу, отсутствием которой явно тяготился в последние годы жизни даже его предок.

Можно иметь доступ во внутренние покои, но не иметь ко двору, можно наоборот. Конечно, лучше всего и туда, и туда. Думаю, сейчас его величество озабочен именно тем, как представить вас ко двору. Чтобы вы имели возможность появляться в королевских парадных покоях ежедневно, нужно быть представленной ко двору, но для этого…

И снова аббат мог не объяснять: чтобы это осуществилось, король должен был даровать своей любовнице дворянство. Это был бы очень серьезный шаг. Одно дело держать прелестницу даже во вновь отделанных покоях бывшей фаворитки и совсем другое – поставить буржуа вровень с высокородными дамами. Конечно, такое уже бывало, дамы и кавалеры получали дворянство и бывали представлены ко двору. Но их отделяло от предков более низкого происхождения по крайней мере два поколения, то есть только внучка или внук получивших дворянство не по древности рода (а чтобы быть представленным ко двору, нужно доказать, что твой род хорошо известен не менее как с 1400 года), а по воле его величества могли надеяться попасть во дворцовые покои не в общей толпе в дни больших праздников, а в святая святых, туда, где вращаются избранные.